– Ты – замечательнейший писатель! Только и ты, к сожалению, тоже очень умный… Шибко образованный! Тебе чуть углупиться ! И тогда наши люди, ну… те, что с такими белыми, влажными и выпуклыми глазами, непременно примут тебя! И полюбят! Ты думаешь, что ты достаточно обвалялся под взглядами нашего народа! Хо! Ты лишь подрумянился, ты…
– Да вроде «обагрянился» уже…
– Ну, смерть – ерунда! Что о мелочах думать? Ты – вечный !
– Изувечно-вечный – хмуро пошутил классик.
– Да и умер-то ты в первый раз… Вот если в третий – да! Всё, что умирает по три раза в одной жизни – истинно!
– О, девонька мала! Я пытаюсь прозревать твои «кувырки» и парадоксы, но ни хр…а не …
– Не ругайся при девоньках малых! А то я сейчас вытянусь ростом в три метра… Хотя… Ты мило ругаешься! А прозреть ещё труднее, чем протрезветь! И ещё… Убитое сердце останавливает вечно неуверенную мысль…
Веничка незамедлительно выпил… Сбитня.
– О, да! Да, славная! Вечно неуверенную! – Веничка с надеждой узреть «новые впечатления бытия» почти с «восторгом бытия» смотрел на Алису.
– Ты – хороший! Ты – иноходец! Ты – чужой в толпе белых глаз… И возле Кремля, и возле Курского вокзала и… везде…
– Но почему? За что?
– За то! Цена у тебя высока! И мера высока! Твой ум не неуверенный… Ум вообще любит загадки! А твой ещё и любит медленное и неправильное, а сердце – грустное и растерянное…
– Но нет неги ! Нет неги! А как без неги и запаха жасмина? А? – он с гневом в ставших жёсткими, рысиными глазами, посмотрел куда-то вбок, затем на девочку… Уже мягче – Куда бы засунуть все эти правила ?! Эх! Ты, небось, думаешь, девочка светлая, что дурака я валяю, что моя поэма – пьяный стёб?! Как этот… критик, бл…, один: «Язык и стиль блестящие, но основная идея ложная». И нет, мол, восторга бытия!
– Это Боль твоя чудесится и Ум восстаёт! Я ведь не маленькая! Я – разная ! И по возрасту тоже. Людей бесит образ Венички потому, что они в этом «кривом зеркале» видят свою низость, а его – Высоту! Видят! А стилистика мятежного, эстетизирующего маргинала, покаянного и пафосного, саморазрушающегося и разрушающего всё вокруг, даёт им, ханжам, возможность боднуть тебя их жалкой моралью… Одна своего мужа-«бухарика» вспоминает, другой – вечно злого отца, третий – свои бездарные поэмки… Не желает мещанин дать себе отчёт в том, что пьяниц, да, много, а Поэтов – единицы! Обывателю не нужен твой Код! Он – для своих !
– Хм… Дааа… Точно… Когда Фрейд пытался пояснить одной дамочке-клиентке смысл своих методов…, и основ, так сказать – первопричин её проблем, он сказал: «Сознайтесь, фрау! Ведь для вас иногда банан – и не банан вовсе! И огурец – не огурец! А огурчик! А?», та вспыхнула и, вскочив с кушетки убежала, гневно ругаясь… В овощной магазин, ха… Поэтика сатирического и лирического абсурда, сюра и мыслей-кувырков-пируэтов афористичных (да и не моих зачастую!)… ну, весь «джельтменский» набор фирменных коктейлей постмодернизма Венички – не для любителей… противного голоса Ивана Козловского… Необычное, дерзкое,… неправильное любят нежные и высоколобые…, пьющие замедленно и «некультурно»… одиночки…
– Да… Гораздые и углуплённые… С растерзанной в хлам душой… – Алиса, повзраслевшая лет на сорок, тронула Веничку за плечо – Но ты сейчас по-плохому гневен и высокомерен! Не идёт это тебе! Да… Послушай ещё раз: пассажиров, грязно улыбающихся и зло глядящих на тебя, в нашем поезде не будет… Не будет! Ни унижения, ни зависти!
Веничка с трудом привыкал к «пируэтам» Алисы, меняющейся ростом и возрастом… «Я, взыскующий Бога, убеждаюсь в его теперь явном (хоть и не очень-то и явном) присутствии ? В образе этой посланницы ?! Может для этого Он и убил меня? Дааа… Такая вот моя теофания … Или Мой Ангел снизошёл?» – мысли Венедикта взяли философский крен и тернистой тропой стали брести в метафизическую хрень.
Силою постмодернистической воли, тонущий, подобно барону Иерониму Карлу Фридриху фон Мюнхгаузен, вырвал себя поэт из топи «хрени» Прави и Нави, и, вновь ощущая себя в Яви, зачем-то давольно живёхонько возвысился в голосе:
– О-о-о! Я больше не смо-о-о-гу вынести унижения!
Зря он так возвысился… И горло ещё болит… И больно уж смахивает это на арию Ивана Козловского. Он добавил уже скромнее:
Читать дальше