Поэтому в моей шевелюре нет ни одного седого волоса. Поэтому у меня нет ни одной морщины. Я был рабом чисто технически. На самом же деле я был свободен. Мне было жаль всех этих людей, отсиживающих ненавистные часы с 9 до 18, и, более того, больше этого времени, делающие вид, что они трудоголики, сумасшедшие рабочие наркоманы, готовые ради карьеры отдать свою жизнь в полное распоряжение капиталистам – владельцам завода. Да что там отдать? Они продавали душу, по глупости своей, продавали ее за чистую фигню – за мифическую карьеру, за плюшки, которые им пообещал владелец завода. Много раз я видел, как какого-нибудь начальника отдела, которому все кланялись, перед кем заискивали и лебезили, который сидел каждый вечер до полуночи, орал на подчиненных, злобился, зажимал отпуск подчиненным, краснел, потел, гневался, взыскивал все ошибки в работе, никому не прощал недочетов, увольнял, смещал, снимал по три шкуры с людей, которого ненавидели, которым восхищались, который не видел, как растут его маленькие дети, и забыл, когда в последний раз спал с женой: его увольняли разом, подсидев, внезапно, неожиданно, и он стоял со своей видавшей виды чашкой, вперив свой взгляд в стену на пустой офисной кухне, полностью охренев. Выбросив столько лет жизни на споры, склоки, разборки, офисные войны, кичась своим положением начальника, просиживая дни и ночи за тем же столом, с той же лампой, вдруг узнать, что все это было зря. Что такие же, но молодые, рвачие до карьеры тебя объехали, обставили, объегорили, сплели свои подковерные интриги, и вот ты один, и тебе можно не дорабатывать последние две недели, и вот тебя как бы и нет. Такая куча лет коту под хвост. Все сражения, которые ты выигрывал, оказались вдруг не важными, весь расклад фигур уже ничего не значит, ведь кто-то просто взял и перевернул всю доску с шахматами, и они рассыпались, и прыгают теперь по ступенькам, ведущим вниз: черные, белые.... Но лучше остановиться так, чем прийти в один прекрасный день в любимый офис, сесть за свой рабочий стол и умереть. Вы скажете: «Не бывает такого?». А я знаю пару случаев.
Да, мы терпим офис ради денег ( и это нормально), мы работаем с 9 и до поздней ночи ( перерабатывать –нормально (слышу злобный смех твоего начальника), мы работаем до самой смерти (умереть за офисным столом – что может быть лучше?), но у каждого из нас есть свой предел. И когда мы подходим к этому пределу, все становится не важно. После каждого такого изнуряющего дня, когда мы вкалываем, как одержимые, до ночи, когда терпим мракобесов-начальников, наш предел над нашими головами начинает дрожать и наполняться. В один «прекрасный» день он разверзнется над нашей головой, и станет мучительно поздно. Не обманывайте себя. Вы просто хотите быть хорошими. Вы просто хотите быть героями. Вы просто хотите оправдать тот беспредел, что творится в вашей жизни. Вы просто хотите ткнуть пальцем на своих знакомых на соседних галерах: «А чо я то? Я как они». Но это плохая идея. Потому что каждый человек сам несет ответственность за свою жизнь. Я не хочу никого оправдать или обвинить. Каждый из вас имеет право петь себе любую песнь самооправдания прямо в уши. Но чу! Вы слышите этот тикающий звук? О нееет, это не бомба, заложенная в основание вашего офиса, нет. Хотя вам и хотелось бы, да? Это секунды, минуты и часы вашей жизни, которые пролетают мимо вас со скоростью звука. Это ваша жизнь, которая не случилась у вас. Это ваша прекрасная, счастливая жизнь, которая прошла мимо. Это все ваши упущенные возможности и счастливые случаи: в каждом сухом щелчке секунд ваша великолепная молодость, ваша энергичная зрелость, ваша мудрая старость. Ни-че-го. Только серый металлический офис. Только серый день. Толкотня у кулера. Вопли шефа. Отвратительный кофе. Дергающийся глаз. Боль в правом виске. Галеры. Галеры. Галеры. Тик – так. Тик-так. Тик…
***
Москва создана для тощих и нищих актеров, бегающих с кастинга на кастинг в лихорадочных попытках получить роль. Питер создан для томных актеров, желающих красиво выпивать, тосковать и искать петлю. Но сейчас не об этом.
Я поехал в Питер, чтобы немного успокоиться, собраться с мыслями. Тем более, я планировал туда поехать с августа месяца, а сейчас стоял февраль. «Ха-ха, -скажете вы, -ну и лентяй, полгода не мог собраться». «Ха-ха,– грустно отвечу я,– я работал как проклятый, пахал на своих галерах, и каждую субботу я мог только амёбно лежать на диване, задрав свою голову наверх и глядеть на потолок. Не было сил. Совсем». Я раньше все удивлялся, почему, блин, москвичи на предложение встретиться выходные, болезненно морщатся, и заученной скороговоркой бормочут: «Ой, а давай, может в будни заскочим по-быстрому в то самое кафе, где в прошлый раз»,– и отводят взгляд. Я знаю, почему это происходит. Потому что ненасытное жерло Москвы продолжает жрать энергию из людей даже по выходным. Но эта «еда» итак уже достаточно обглодана воплями шефа, пробками, орущими детьми, истеричной женой, отсутствием денег и общей суетой, что в выходные среднестатистический москвич может лежать брюхом кверху на диване и изредка посасывать пиво или лениво тащить в рот кусок пиццы поувесистей. В выходные москвичи не в состоянии соображать или быть активными. Они исполняют роль тушканчика на кушетке, отъевшегося тушканчика. Поэтому всегда нужно говорить:«Давай в четверг на полчаса после работы в центре», и вы сразу же увидите, как засияет лицо вашего собеседника. Потому что вечер в четверг уже потерян. Потому что утром жена уже устроила скандал. Кот с ночи обоссал любимые тапки. Ребенок сказал что всегда любил больше маму, но новый огромный набор «лего» может исправить эту ситуацию. Шеф уже наорал. Бухгалтерия высосала кровь. Так что ничто уже не может испортить вечер четверга. И бутылка пива с вами в центре и жареная картошечка выглядят просто спасением.
Читать дальше