Юлия Беликова - По дорожке в рай. Зарисовки о жизни детей-инвалидов и о православной вере

Таня ходит, собирает по палатам пузырьки, чтобы разлить всем масло, привезенное из Оптиной. Кому-то не хватает, и я великодушно хочу отдать свое, но вспоминаю, с каким трудом доставал его Тихон, и передумываю. Просто немного отливаю. И воду тоже делим по-братски.

На следующий день нам нужно уже уезжать из санатория. Таня приносит мне мою книжку про новомучеников, которых она успела так полюбить. В Оптиной такой книжки уже не было, видимо, все раскупили, и она не смогла ее купить и была расстроена.

«Таня, а бери эту книжку себе! – принимаю я решение, такое же благородное, как и решение Марины Александровны, – у меня дома другая есть».

Таня не верит своим ушам, но берет. Мне кажется, что новомученики особо позвали ее к себе, недаром она все хотела увидеть колокольню, на которой они были убиты.

Мы так сдружились со всеми мамами за эту поездку, что вечером не могли расстаться и наговориться. Мы сидели на диванчике в санаторском коридоре, и каждый рассказывал о себе и своей жизни.

А письма старцу, я думаю, дошли, так как чудесным образом стали устраиваться все мои дела, но об этом я расскажу в другой раз…

Из санатория «Калуга-Бор» мы частенько с мамами и детишками-инвалидами ездили в Оптину пустынь. Снаряжала и отправляла нас, конечно же, неизменная Марина Александровна, а встречал и принимал нас в Оптиной неизменный отец Илиодор.

В одно из наших посещений святой обители отец Илиодор, узнав, что в нашей когорте затесался некрещеный мальчишка и что мама никак не может собраться его крестить, решил устроить его крестины безотлагательно. Он попросил задержаться нашу группу ради такого важного дела и, не дождавшись нашего согласия, бодро повел всех в оптинскую крестильню крестить шестилетнего Артема. Ждать пришлось долго: то священника, который сможет покрестить (ведь отец Илиодор – протодиакон и крестить не имеет права), то женщину, которая тоже должна была принять крещение в этот день и именно с ней можно было заодно покрестить и мальчика.

На наши недовольные восклицания, что мы ждем уже 40 минут, отец Илиодор парировал: «Но что такое 40 минут для вечности? Человек возьми и умри завтра, а некрещеным он не наследует царствие небесное!»

И нам пришлось смиренно сидеть и ждать в узенькой маленькой крестилке, пока родится новый человек для вечности. Зато при каком духовном подъеме совершалось таинство! Нашим деткам было интересно и необычно наблюдать за мальчишкой и тетенькой в длинных белых рубахах, как они ходят со свечами вокруг аналоя и ныряют в купель.

Отец Илиодор, естественно, стал крестным. У него таких крестников тысячи по стране.

После крестин Артема грех был не отправиться в чайную, хотя мы уже сильно торопились. Только в этот раз счет на оплату наших угощений батюшка умело передал в руки женщине, которая крестилась вместе с Артемом и спросила, как ей сделать пожертвование за крестины.

Артем с мамой были счастливы и полетели потом в свой Тамбов, или Барнаул, с теплыми воспоминаниями о чудесных крестинах и крестном, оставшемся где-то там, в далекой Оптиной пустыни, и непременно молящемся за него.

Конечно же, по обычаю отец Илиодор одарил тогда всю группу в лавке различными дарами.

Фрося, знавшая уже не понаслышке про такие акты неслыханной щедрости отца Илиодора, каждый раз старалась попасть ему под руку в лавке с какой-нибудь кружечкой или браслетиком.

Кстати, когда батюшка скончался от ковида, именно им подаренную Фросе кружечку с изящно нарисованной Оптиной я нечаянно разбила на кухне. От этого Фрося очень горевала: ни батюшки теперь нет, ни кружечки. И, по всей видимости, уже не будет ни того, ни другого.

Про отца Илиодора можно рассказывать долго. Но больше меня, естественно, знает наша Марина Александровна, они были дружны с батюшкой задолго до нашего появления в «Калуге-Бор». Поэтому я решила расспросить ее об их дружбе, чудесных крестинах детишек в санатории и записать. Вот что она рассказала.

«Приезжает как-то отец Илиодор ко мне в гости в санаторий. Это был 1995 год, у Раду, сына, как раз нога была в аппарате Елизарова после операции. Летом дело было. Жарко невозможно. Он приехал, а я худая такая была. Это просто что-то. Денег не было совсем, Раду оперированный. Была я вообще ужасно в каком виде.

Он приехал и говорит:

– Марин, что с тобой?

Я расплакалась:

– Да после больницы мы только приехали, каждый день туда пешком и назад. В общем, это, слушай, батюшка, ты знаешь, столько детей сейчас в санатории лежит детдомовских, некрещенных. Детский церебральный паралич. Мне их так жалко!