Эми Стэнли - Незнакомка в городе сегуна. Путешествие в великий Эдо накануне больших перемен

Не только жители деревни Исигами замеряли расстояния и рисовали цветные яркие карты местных рисовых полей, расчерченных дорогами [46] [169, #1451, 1452]. . В то время шло изучение и измерение всей территории Японских островов. Незадолго до рождения Цунено картограф Ино Тадатака, вооружившись компасом, секстантом и своими знаниями о звездах, исследовал провинцию Этиго [47] [248, p. 93–97; 38, p. 94–101]. . Он прошел вдоль побережья Японского моря от северной оконечности Хонсю, крупнейшего острова архипелага, до порта Наоэцу и повернул в глубь острова – к городу Такаде. Оттуда он отправился в горы, записывая названия деревень, через которые проходил, и отмечая количество домов в каждой из них. В дальнейшем на основе своего дневника землемера [48] [175, p. 69]. он составил карту южной части провинции Этиго, которую преподнес сегуну. На карту были нанесены изгибы и выступы береговой линии, город Такада, небольшие деревни вдоль Северной дороги и знакомая всем местным жителям гора Мёко, пик которой неизменно появлялся на горизонте, когда рассеивались облака. Деревня Исигами, находившаяся в стороне от больших путей, в те времена была еще слишком мала, чтобы попасть на карту. Даже на месте Большого и Малого прудов осталось лишь белое пятно. Чтобы появиться на подробной карте провинции Этиго [49] [75, vol. 80] – см. карту провинции Этиго. , обоим прудам придется подождать несколько десятилетий – правда, к тому времени провинцию переименуют, и она получит название префектура Ниигата .

Между тем Цунено могла бы составить собственную карту лесов и полей, раскинувшихся вокруг Большого пруда. Она отметила бы на ней поющих в траве цикад и потрескивающих крылышками черных стрекоз, кругами носящихся над водой. Вдоль берега у нее на карте выстроились бы кедры, а на поверхности пруда покачивались бы водяные орехи и лотосы. В мире растущей девочки водились самые разные загадочные создания, которые таились в темной чаще и прятались в глубине прудов. Цунено не могла их ни увидеть, ни потрогать, но, что они там есть, знала точно. Собственно, как знали и остальные дети – ведь эти существа были известны всем. В Большом пруду резвились водяные духи, а между деревьями сновали лесные духи с длинными красными носами. Даже у обычных животных имелась тайная жизнь. Барсук оказывался плутом. Лисица могла оборачиваться в прекрасную женщину. Кролик каждое полнолуние усердно вымешивал клейкие рисовые лепешки.

В книгах лесная жизнь уже утратила свою колдовскую таинственность. В толстых, тяжелых томах, которые обычно приобретались у странствующих книготорговцев, были точные и подробные изображения любых растений и животных. Подобно картографам, японские натуралисты взялись за подробное описание того мира, который окружал Цунено в детстве: каждую его мелочь, каждое явление они всесторонне изучали и тщательно измеряли [50] См.: [115, p. 256–259]. . Все, что было найдено ими, упорядочивалось по категориям, прописанным в китайских трактатах по естествознанию: «целебные травы», «съедобные плоды», «природные объекты». Но вскоре такой подход изменится. Где-то далеко, в провинции Бидзэн, жил мальчик, изучавший «западную науку». Был он чуть старше Цунено, но уже ломал голову над звучанием иностранной речи и понемногу разбирался в непривычных буквах голландских книг. Через некоторое время, когда мальчик подрастет, он напишет труд под названием «Сутра о ботанике», призывающий японцев следовать системе классификации природного мира, предложенной шведским ботаником Карлом Линнеем. Впервые за всю историю японской научной мысли и растущие в лесу кедры, и плавающие на поверхности Малого пруда лотосы будут отнесены к единому царству растений.

Цунено и знать не знала ни о каком растительном царстве. На страницах книг ее ждали совсем другие открытия. Когда девочка – вероятно, лет в семь или восемь – научилась сидеть подолгу смирно и можно было уже не опасаться, что она прольет тушь, родители озаботились ее образованием [51] Примеры того, что девочек начинали обучать именно в этом возрасте, см. в кн.: [213, p. 21]. Родившаяся в провинции Этиго американская романистка Эцу Инагаки Сугимото (1874–1950), дочь высокопоставленного самурая, в своей автобиографии упоминает о том, что ее «отправили в школу после шестого дня рождения» [206, p. 17]. В целом об образовании в Японии и, в частности, о посещении школ девочками см. в работах: [171, p. 120–24, 133–136; 107, p. 7–38; 24, p. 37–41]. . В провинции Этиго далеко не всем полагалось учиться грамоте. Всего за несколько лет до рождения Цунено некой женщине из соседней деревни пришлось просить прощения у семьи мужа за то, что впустую тратила время, обучаясь читать и писать [52] См.: [107, p. 12]. . Однако Цунено не была «простой деревенщиной». Девочке с утонченным вкусом, обещавшей стать желанной невестой священника или деревенского старосты, надлежало писать изящным почерком изысканные письма, интересоваться поэзией, а в некоторых случаях и уметь разбираться в семейных счетах [53] См.: [213, p. 24–25; 254, p. 141–150]. . Вдруг будущая свекровь, тщательно ведущая записи домашних дел, пожелает, чтобы невестка придерживалась ее письменных указаний? Вдруг сама Цунено окажется в такой ситуации, что ей потребуется заглянуть в инструкции свекрови: положим, девушка не будет знать, как правильно расставить посуду на подносе? Общество возлагало большие надежды на умение женщин ориентироваться в определенных условиях, и Цунено полагалось оправдать эти ожидания. Повсюду в стране родители нанимали учителей и покупали тетради своим дочерям, чтобы те осваивали необходимую премудрость: как написать незатейливое письмо подруге, как занести цифры в семейную бухгалтерскую книгу, как сделать короткую дневниковую запись.