Натали Варгас - Чунтэ – хранитель джунглей

Хосе ничего не сказал в ответ на обидные слова шамана в адрес своих предков. Он встал и направился «за угол», коим служила маленькая комнатка с дырой в той самой «гостинице». Эдакий допотопный туалет, весьма близкий по конструктивному замыслу к нашим отхожим домикам в деревнях. Правда, потолков в подобных местах не строили, а в стороне можно было заметить остатки сосуда для воды и… плоских камешков. Это «устройство» служило гигиенической бумагой. Прямо как в древней Греции! Надо сказать, что и название, «тумбэ», напоминало мне греческое «тумбос» – могильный камень. Не знаю, как у остальных, но это сочетание отбило у меня всякую охоту справлять нужду в древней уборной.

Я заняла свое место у костра, поерзала, устроилась на толстом пончо. До рассвета оставалось несколько часов, и в лагере готовились ко сну. Кабальерос суетились у палаток и спальных мешков. Лишь Фернандо с привычной вдумчивостью начищал крепкое мачете, неприветливо поглядывая в сторону индианки с пастухом. Те сидели по-турецки, спиной к лагерю, тихо и тревожно переговариваясь.

– А как эти древние шаманы Тиванаку читали по звездам? – Решилась я спросить притихшего Освальдо. – Ведь никаких строений похожих на обсерватории пока не обнаружены.

– Функция обсерватории состоит в том, чтобы выделить небольшую часть звездного неба так, чтобы производить более точные расчеты их движения исходя из ограниченных рамок просвета, так? – спокойно ответил шаман. Я согласно кивнула. – Но таким же способом можно создать «окно» построив неглубокий колодец. Именно так мои предки и смотрели на небо – через отражение в воде. Многие древние цивилизации использовали этот способ, потому-то духи воды имели более широкие полномочия в древних религиях мира.

– Так вот откуда взялось выражение «смотреть в воду». – Заключила его речь я.

Освальдо лишь качнул головой, поднялся и направился к мулам. Я осталась одна. Помедитировав у огня, я снова взялась за карандаш и медленно вывела: «Истоки мистической природы человека лежат глубже даты основания христианства, и вычеркивание языческого на него влияния правильнее будет считать не забывчивостью, а неблагодарностью. Посему считаю своим долгом выразить мнение о некоторых верованиях и поистине мистических способах общения с потусторонним миром, коими богаты местные традиции…»

Вдруг дикий испуганный оклик выдернул меня из предутренней безмятежности. Все вскочили на ноги. Мы вперились в зияющую мглу. Туда, откуда раздался вопль. В сторону «гостиницы». То был Хосе. Как-то странно пошатываясь, он рысью бежал к костру.

– Где вы были?! – кричал он на нас.

– Как где? – резонно прогудел Фернандо. – Здесь!

– Так вы никуда не уходили?! – Хосе остановился у костра. Колени его тряслись.

Никто не ответил. Молчание группы требовало от пришедшего объяснений.

– Я вышел из тумбэ, – начал тот, – смотрю, огонь, а вокруг никого. Думаю, шутите надо мной… и вдруг голоса слышу… в руинах, за большим проемом!

– Ну?

– Ваши голоса, сеньорес! – выпучил глаза наш бедный Хосе. – Пастух спорил со своей сеньорой, Фернандо смеялся над шуткой Энрике, а вы, донья Натали, упрекали кабальерос в бестолковости…

– Но здесь все молчали и никаких голосов не слышали, – ответил пастух.

– Возможно! – возмутился молодой человек. – Но я-то ясно всех вас слышал: вот, думаю, шутники! Ну, сейчас их, думаю, напугаю. Подкрался к проему дверей, подождал и – раз! – выскочил! И что вижу?!

– Что?!

– Черноту! – голос Хосе вдруг сорвался. – Представьте, не просто пустоту, но глухую, непроницаемую черноту. И так, знаете ли, тихо, будто все звуки этой чернотой поглощались!

– Это Чунтэ, – раздался спокойный голосок молодой индианки Ийи. – Когда путники приходят в джунгли без договора с горами, демон завлекает их в круг и заставляет возвращаться на одно и то же место, как в воронке. От того все и пусто…

В ответ наступила тишина. Лишь треск костра и наше глубокое дыхание оживляли немую сцену. Над головами, словно совиное уханье, выплеснулся голос Освальдо.

– С Ийей наша компания теперь состоит из девяти человек, – промолвил он, – а девятка воплощает символ круга. Думаю, мы неспроста здесь все собрались в таком количестве и качестве.

Мы переглянулись. В нарастающем напряжении ожидания чего-то жуткого раздалась резкая усмешка Энрике.

– А я-то думал, что с ума сошел…

Вниз по дороге

В пять утра небо еще мрачное, холод сковывает ноги, а промозглость вызывает рвущий глотку кашель. Но скоро придет рассвет! Утро в горных джунглях… В отличие от гущ реки Амазонки, горные леса суше и светлее. Перед рассветом они тише и загадочней, в покое, дымке и задумчивости. Верхушки гор скрыты туманом. В низинах солнечно и тепло. Аромат эвкалипта особенно силен. Здесь царит веселье, лес у рек преображается, просыпается бурно и мгновенно. Но, как могло показаться, все живое внимательно следило за нами, пришлыми двуногими созданиями.