Алина Е. - Остров в облаках

– Что это за гадость? – морщась спросил он.

– Это яд воздушного змея. Ты наверно забыл, дорогой мой, что больше четырёх свежих ягод есть опасно, они ядовиты, ты либо сильно отравишься или что ещё хуже.

– Как странно, – заметил обеспокоенный Марко, – яд выводится ядом, – а вспомнив что и он сам отведал ягод, обеспокоенно спросил, – А со мной что-нибудь будет?

Нина похоже тоже об этом подумала и взяла другой стакан в него она добавила лишь одну каплю.

– Ты съел пару штук, но на всякий случай выпей. Кто знает, может нижнеземцы по-другому на них реагируют.

Изи тем временем отложила свой журнал и уставилась на Джо:

– А что это с твоим лицом?

И вправду, его лицо начало покрываться красными пятнами и сыпью. Он выбежал в коридор, где висело небольшое овальное зеркало, и оттуда донеслись его крики:

– Что стало с моим прекрасным лицом?!

– Это пройдёт, – спокойно ответила Нина, следуя к нему. – Через день, а может и через неделю, – уже с улыбкой добавила она, видя, как тот рассматривает свое лицо в зеркало.

– Ты ведь шутишь, да?

– Может быть, – ответила она, поднимаясь со склянками по лестнице.

Помимо звона бутылочек Марко расслышал и её тихий смех.

Чуть позже, к ужину вернулась Агата. К тому времени Джо уже был в кабинете Эндрю. Вообще, раньше Марко не доводилось так долго бывать здесь, так как он не хотел нарушить порядок, оставленный хозяином. В кабинете, как и в прочих комнатах, мебель также уже имела свою историю. На дубовом массивном столе лежали кипы бумаг, которые пополнялись от выходных к выходным, когда Эндрю приезжал с работы. За столом стоял такой же дубовый стул, а за ним стеллажи с книгами. Также здесь были диван и пару кресел, обтянутые темно-изумрудный бархатом. Стены украшали серебристые обои с цветами. Окна в данный момент были уже закрыты ставнями, но когда по утрам комнату проветривали, то лёгкие тюлевые занавески весело разлетались, ловя солнечных зайчиков.

Там, на разложенном диване, в пижаме, укутанный в тёплое одеяло, лежал Джо. Рядом с импровизированной кроватью стоял тазик для экстренных случаев, а Марко, сидя на одном из кресел, наблюдал за ним и удивлялся, как такие красивые и вкусные ягоды, могут привести в такое плачевное состояние. По словам юноши, которые ему удалось разобрать, у него ужасно болел живот, его тошнило и знобило, а самое для него ужасное, его лицо стало отвратительно. Помимо красноты и сыпи, губы юноши раздулись, а язык онемел. Он лежал и оплакивал себя, конечно не в буквальном смысле. Это выражалось в закрывании своей головы одеялом, время от времени, так как все же, к его сожалению, ему требовался воздух чтобы дышать.

В один из таких приступов отчаяния в комнату вошла Агата, она с сочувствие взглянула на Джо, и сказала:

– Всё страшное позади Джо, ты поправишься, – она присела на край кровати и сняла с его лица одеяло, – все не так уж и плохо. Нина ведь тоже как-то раз так болела, а теперь же все хорошо.

– И она тоже? – спросил Марко.

– Конечно. Какой ребёнок может остановиться кушать вкусное лакомство. Это случилось пару лет назад, я страшно испугалась, не знала, что делать. Хорошо, что Эндрю приехал с учёбы, он то и понял как вылечить сестру. Его мама учила когда-то, она ведь все-все могла сделать, только подумает и раз, получилось. Вот она кстати, красавица Глициния, – Агата указала на стену.

На ней висела небольшая картина, в простой белой рамке, написанная акварелью. На ней была изображена молодая девушка, с такими же как у Нины золотыми волосами, заплетёнными в косу на голове вперемешку с цветами и такими же жёлтыми кошачьими глазами, весело смотревшими куда-то в сторону, на скуластеньком лице. Она стояла среди кустов жасмина, светящихся на солнце.

Кроме портрета Глицинии, на другой стене висел портрет мужчины. Также написанный акварелью, немного небрежный. Мужчина походил на Эндрю, такие же высокие скулы, прямые брови, голубые как небо глаза, с таким добрым взглядом, какой бывает у счастливого человека. Только волосы его были темно-русого цвета, но точно также коротко остриженные и уложенные.

Заметив куда смотрит мальчик, Агата проговорила:

– А это автопортрет их папеньки. Добрейший был человек, столько хорошего мне сделал, да и другим тоже. И так сильно любил её.

Не успел Марко задать вопрос, как в комнату вошла Нина, зовя всех на ужин. При виде её, Джо отвернулся к стене, а Агата, смахнув с глаз вдруг нахлынувшие слезы, поднялась с кровати.