Елена Шевченко - Опять ты про свою Грецию!

На обратном пути наш утлый катер попал в шторм, его швыряло, болтало, нас окатывала с головы до ног морская вода. Наш капитан велел держаться покрепче за поручни и друг за друга. Мы сцепились руками и через пару часов вышли на берег нашего городка. Янис сразу позвал нас в свой ресторанчик, предложив горячей еды и пледы. Кажется, он осознал наш подвиг отважных мореплавателей. Море в этот день было неспокойно, а челн наш утл. И лишь благодаря нашему умелому кормчему мы, хоть и вымокшими до нитки, добрались до берега.

Стелиос был удивлен нашему приключению. Он мог бы отвезти нас в Мони Превели и даже показать тропу, по которой спускаются к этим знаменитым пальмам. Он сдержал свое слово и на следующий день повез нас в монастырь Превели. И даже пошел с нами. Он ставил свечи и молился за близких, а мы бродили по монастырю шестнадцатого века. Стелиос с гордостью сказал нам, что во время войны монахи укрыли здесь почти пять тысяч солдат союзников, за что фашисты разрушили его, но он возродился. И иначе быть не может! Перед монастырем стоял памятник монаху и новозеландскому солдату, у монаха в руках был автомат. Мы поклонились им, а Стелиос протянул моей дочери крестик, который купил в монастыре. Я попросила его не надевать ей на шею, ибо она пока не крещена. Ее отец еврей, я русская и ортодоксальная христианка, ей самой предстоит выбрать путь. Стелиос был смущен. И просто вложил крестик в руку Лизы. Ну, он не мог без пафоса:

– Елена, все люди братья, потому что солнце одно, море одно, небо одно, – кажется, он был доволен своей речью на русском языке, – Только турки сволочи, – неожиданно добавил он.

Я не стала спорить, к тому же Стелиос исчерпал запас русских слов. Домой мы ехали молча, наслаждаясь петляющей дорогой. Я не хотела спрашивать, почему Стелиос столь горячо не принимает давнего врага Греции, а ему было неловко за эту вспышку чувств. Он же был столь просвещен и демократичен, а в молодости даже жил в коммуне хиппи. И все же он был греком. И сказал то, что мог и должен был сказать грек.

А в Мони Превели я попала еще раз, спустя двадцать лет. Не морем, а по шоссе к монастырю, перед которым стоит памятник монаху и солдату союзников. Я знала, что монахи спасли почти пять тысяч американских и новозеландских солдат, переправив их на Ближний Восток, за что монастырь разрушили. Монастырь был в эти часы закрыт, потому, посетив у стен монастыря зверинец, где бродили замечательные дикие козы, вероятно, те самые знаменитые критские кри-кри, мы отправились по тропе к пальмам Превели.

О! Это был непростой спуск по почти отвесной скале, но я знала, что дойду до пальм и реки, текущей параллельно морю. А дальше мы пошли вдоль реки под пальмами, но так и не добрались до того места, где она появляется из скалы. И ни у кого не получилось, ибо все возвращались по узкой тропинке совершенно разочарованными и изрядно поцарапанными колючками. Может, туда невозможно добраться. Чудо являет себя, но скрывает первопричину появления. На то оно и чудо.

А вот кафе на пляже было все так же, как и двадцать лет назад, одно. И там как всегда щедро торговали домашним вином, пита-гирос, сувлаки, ну куда же без этого. Еще вечный греческий салат и мороженое. И можно просто сидеть за столиками со своей водой и смешанным с водой вином, глядя, как река смешивается с морем. И я снова пошла вброд по холодной горной речке. До самого моря, благо их разделяют три метра песка. А мне еще предстоял путь к монастырю. Я убедила себя смело идти, ведь монахи как-то спускались каждый день. Хотя им везло больше, говорят, их опускали со скалы в плетенных корзинах. А потом поднимали. Не знаю даже, что лучше. И я пошла вверх. Радуясь встречным, которым еще предстоял этот подъем, а пока они веселы и беспечны, бодро несутся к пляжу между двух скал.

В предпоследний день моих первых греческих каникул меня пригласили на большой семейный праздник – крещения племянника Дафны. Малышу было за полгода и он уверенно сидел в своем высоком стуле. Он только сегодня получил имя, а до этого его звали просто беби. В доме Дафны собралось человек тридцать, если не больше. Все подносили свои дары малышу, родители гордо стояли рядом. А новоиспеченный Янис пытался грызть крестик, который ему надели в церкви. Но праздник уже шел мимо, хотя и вокруг него. Молодой красавец отец малыша был горд собой, что наконец ему удалось собрать деньги на крещение (по его словам получалось, что это нечеловеческая сумма). Все уважали его, и он раздувался от важности, говорил, что скоро он с сыном (тот радостно пускал слюни) пойдет в горы на охоту. Они настреляют кроликов, а может быть, им повезет, и они добудут фазана. Все смеялись, хотя я не понимала, чему. Он кипятился, горячо что-то доказывал, но, увы, ни одного слова я не поняла, кроме того, что он абсолютный зверобой и отважный воин, это выдавал его тон.