Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Лесной следователь

– Ну что, нам? – возмущается Казанцев, сзади, – В снегу теперь, по пояс барахтаться?!

Я тоже понимаю, что это – всё. Наше тропление этой медвежьей семьи завершено. Я разворачиваюсь обратно…

Мы выбираемся из рыхлого снега, обратно. Немного побродив по утрамбованной ветрами поверхности надува, мы осторожно сваливаем по его краю обратно, на обширную стену южного склона Борта…

Шагать вниз, по крутому склону – так легко! Выворачиваясь из-под наших чёрных сапог, комья подтопленного солнцем снега катятся по крутому склону вниз. Раскручиваясь всё сильнее и сильнее, они вылетают на проталины! Брызжут фейерверками белых искр по бурой прошлогодней листве горячих от солнца, проталин! Я, улыбаясь, стою и смотрю на это чудо.

– Ха! – улыбается рядом, Казанцев, – Белые искры по чёрной земле! Оригинально!

Вот и подножье Борта. За время нашей работы на вершине, метровая толща снега превратилась в кисель! И мы, буквально плывём по этому, набрякшему водой, снегу…

Постепенно перед нами вырастает тёмная стена необозримого массива Саратовского ельника. Вот мы входим под его кроны…

Здесь нас ждет неприятный сюрприз! Под ельником, где всегда тень, все заполнено глубоким снегом. И этот снег – вообще рыхлый! Как пух. Здесь всё ещё стоит, господствует настоящая зима!

– Пока на Саратовку выпадем – помрём семь раз! – бурчу я, через пяток минут тяжёлого боя со снежной толщей и предлагаю Сергею, – Давай, свернём на Перевальный?

– Давай! – соглашается тот, – Сюда – ближе. И… по ивняку Перевального стоит наст! Легче будет.

Мы разворачиваемся вправо, вдоль подножия Борта. Казанцев легче меня, он проваливается выше колена. Меня, снег – вообще, не держит!

– Блин! Да, чтоб всё сдохло! – грязно матерясь и психуя, я, как кабан, просто тараню снежную толщу, местами проваливаясь по пояс. По пояс!..

Метров через триста, тяжело дыша, мы, наконец, показываемся на краю узкой поймы ручья Перевальный. Это приток Саратовской, нам по пути. Я вытираю мокрое от пота, горячее лицо рукавом и в изнеможении прислоняюсь к серому стволу ближайшей пихты. Сердце часто долбит где-то в горле…

Доступная солнечным лучам, пойма Перевального уже начала освобождаться от снега. Здесь, между проталинками, наследил молодой медведь! Присев над следом, я измеряю рулеткой ширину отпечатка его передней лапы.

– Двенадцать сантиметров. Какой свежий! Только что, тут был!

– Может быть, от нас и ушёл, – резонно предполагает Казанцев.

Солнце, на небе, уже перевалило за полдень. Командирские часы, на моей руке, показывают половину третьего. Шагая рядом со следом медведя, мы выходим на протянувшуюся по берегу ручья проталину. Я тщательно её осматриваю…

И отыскиваю три, скушенных этим медведем, ростка белокопытника! Всего три…

– Не густо. Белокопытника на проталине полно, а он – всего три штуки съел, – рассуждаю я, шагая дальше, – Видно, не голодный.

– Может, мы его и сорвали! – возражает Казанцев, – Не дали размахнуться…

К вечеру, мы уходим с Саратовского кордона, добираемся до своего Тятинского дома.

На следующий день, у себя на Тятино, мы закладываем круговой маршрут по ближнему лесу…

И практически сразу, рядом с нашим домом, в ольховнике Банного ручья, натыкаемся на след молодого медведя!

– Это – наш, местный, – улыбаюсь я, – Мы живём на его участке.

– Угу, – соглашается Казанцев.

Просторы сырого ольховника забиты метровым слоем снега! В узких, снежных траншеях звонко журчат, не замерзающие всю зиму, ручейки… Наш медведь бродил прямо по воде этих ручейков! И выкапывал лизихитон из сочащейся талой водой дернины их берегов. Насчитав восемнадцать покопок, мы бросаем след и уходим в своём направлении…

За ольховником, посреди обширных пустырей будущего высокотравья, от снега уже очистилась обширнейшая поляна! Нас привлекает площадка свежей почвы. По ходу движения, мы подворачиваем к ней…

На чистой земле, я внимательно разглядываю отпечатки маленьких, словно кошачьих, лапок.

– Соболь?! – удивляюсь я, – А он то, что тут наворотил? Сколько земли! Прямо, раскопками занялся!

– Нет! Он на мышей охотился! – смеётся Казанцев, трогая чёрным носком своего болотника соломенный шарик мышиного гнезда, валяющийся рядом…

По обширным полянам, то здесь, то там, нам встречаются покопки лисиц. Их довольно много.

– Мышкуют! – улыбаюсь я, сторожко «стреляя» глазами по сторонам…

А вот! На снегу – след зайца! Мы тут же подворачиваем к нему.