Александр Берзан - Кунашир. Дневник научного сотрудника заповедника. Свой среди медведей

– Значит, молодец! – отзываюсь я, замеряя размеры лёжки своей рулеткой, – Осторожный! И лёжку хорошую сделал – с подстилкой! Молодец, одним словом…

Теперь – наше внимание переключается на помёты. Рядом с лёжкой лежит медвежий помёт. Только, это – не кучка, это – колбаска. Только, эта колбаска – прямая, крепкая и очень уж толстая, семь – восемь сантиметров в диаметре. Мы с братом недоумённо стоим над ней…

– Как палка! Ничего себе, калибр! – наконец, открывает рот Игорь, – Для такого небольшого.

– Игорь! Это пробка! – догадываюсь я.

– Хм! – с сомнением, хмыкает брат, – Никогда не видел.

– Точно говорю, пробка!.. Хотя, я тоже её никогда не видел.

Я рад нашей находке – несказанно!

Дело в том, что осенью, несколько недель перед залеганием в берлогу, медведь практически ничего не ест. Не потому, что сознательно очищает желудок перед зимней спячкой, а потому – что есть нечего. Долгие зимние месяцы он дремлет в берлоге и не испражняется. Остатки переваренной в желудке и в кишечнике пищи, накапливаются на выходе, в прямой кишке. За долгие месяцы зимы, из этой каловой массы в организм медведя всасывается вся влага и к весне, эта масса превращается в плотный, каловый камень. Весной, в течение первых же суток после выхода из берлоги, медведь освобождается от этой пробки…

Пока, ещё – мне не доводилось сталкиваться с подобным. И вот – такая удача!

– Как же её забрать с собой?! – озадачиваюсь я.

Я беру крепкий сук и переламываю плотную “палку” пробки примерно пополам. Оба отрезка пробки вкладываю в полиэтиленовый пакетик – эта штука требует более тщательного анализа, чем простой помёт.

– Такая ценность! Я её на кордоне разберу! – говорю я брату, – Без всякой спешки… Я ни разу не видел, чтобы в медвежьих статьях кто-нибудь делал подробный анализ содержимого медвежьей пробки!

Всё! Медвежья лёжка измерена, схемка её расположения зарисована. Мы стоим и думаем, что делать дальше.

– Давай, ещё немного пройдём за нашим медведиком? – предлагаю я.

– Давай! – соглашается Игорь, – Хотя бы, до следующего гребешка!

И мы трогаемся вперёд по медвежьему следу, поперёк склона. Наст размягчился под солнечными лучами и уже не держит нас. Игорь борется со снежной массой шагах в пяти впереди меня…

Проваливаясь на всю длину болотников через каждый шаг, мы с трудом выгребаем по чахлому, молодому березняку на следующий, вертикальный гребень. Это – метров триста тяжёлой борьбы со снегом…

Этот гребешок уже покрылся узкими проталинами, протянувшимися вертикально по склону. Чуть только лицо Игоря оказывается на уровне гребня, он тычет пальцем перед собой: “О! Лёжка!”.

– Ох, ты! – радуюсь я, добравшись до него.

– Смотри, как вывел! – хмыкает Игорь, – По такому длинному склону – и прямо на неё!

След нашего подростка проходит через эту медвежью лёжку и не задерживаясь, уходит дальше.

– Хм! Он, просто, о ней знал! – прикидываю я, – Значит, эта лёжка – его!

– Ну! – кивает брат, – Получается, что так.

Эта медвежья лёжка расположена на гребешке, точно так, как только что описанная нами, сегодняшняя. Но здесь, мы ничего не можем понять – столько медвежьих следов на снегу понамешано. Осторожно переступая ногами, чтобы не затоптать следы, мы начинаем распутывать этот клубок…

Оказывается, вчера, как и сегодня, наш подросток выбрал для своей лёжки гребешок на открытом склоне Саратовского борта. На бугорке, он сделал себе лёжку. Отличный обзор вправо, влево и вниз обеспечивал ему спокойный отдых…

Однако, счастье омрачил матёрый медведь! Не ведая о подростке, крупный медведь перевалил через гребень Борта с запада, со стороны сопок хребта Докучаева. Он спокойно спускался вниз по склону. И вышел на лёжку подростка, прямо сверху!

– Саш! Смотри, как близко этот слоняра подошёл к нашему медведю сверху! – тычет пальцем в когтистые, снежные следы, Игорь, – Наш – с лёжки подорвал, как ошпаренный!

– Даааа… – тяну я, внимательно глядя себе под ноги, на медвежьи следы.

О том, что матёрый медведь подошёл к нашему подростку, практически вплотную – красноречиво говорят шальные прыжки, сорвавшегося с неё вбок по склону, подростка. Я вытаскиваю из кармана рулетку и приседаю у чёткого отпечатка когтистой передней лапы…

– Шестнадцать сантиметров!

– Крупный!

– Ну… Смотри! Матёрый шёл вчера, по уже подтаявшему снегу – значит, ближе к вечеру.

– Значит, эта лёжка нашего подростка – его вчерашняя днёвка.