В Екатеринбурге имеется знаменитый в округе монастырь. Мой друг рассказал о его посещении следующее: «В России множество людей (монахи, монахини, чиновники и т. д.) не задействованы ни в каком производстве. Говорят, что в монастырях живут восемь-девять миллионов монахов, но, скорее всего, их намного больше. Однако если бы все монастыри были такими, как в Екатеринбурге, это заслуживало бы одобрения и похвалы. Когда недавно я был в Екатеринбурге, мне сказали, что у меня есть возможность нанести визит вежливости настоятельнице женского монастыря [621]. На Пасху я воспользовался этим приглашением и вскоре оказался в большом, светлом и хорошо обставленном, но скромном помещении. От него веяло холодом. Двери, стены, шторы, скатерти, чехлы на стульях – все было белым, как снег, пологи отсутствовали, а ковров было мало. Однако вскоре я понял, что радоваться жизни и веселиться могут даже в монастыре: одна молоденькая задорная монашка носилась по комнатам и пела, но, увидев меня, немедленно замолчала, приняла смиренный вид, поклонилась и схватила головной убор и покрывало настоятельницы, случайно оставленные на столе. Вскоре послышались размеренные величественные шаги. Я встал, и в это время между двумя старшими монахинями, монастырским секретарем и казначеем появилась старушка [622].
Все отвесили ей низкий поклон, я тоже поклонился, когда матушка протянула мне свою руку, и трижды по православному обычаю поцеловал почтенную леди. После этого она пригласила меня присесть, поблагодарив за неожиданный визит. Сначала мы пили чай с лимоном, потом отведали вино и закуску. В России принято поднимать бокал за здоровье ежечасно. Мы непринужденно болтали и потягивали чай. Игуменью интересовали наши обычаи, церковные праздники и тому подобное, она просила приезжать почаще, восхищалась англичанами, считая нас религиозными, человеколюбивыми и много делающими для распространения веры людьми. Затем я попрощался, думая, что до следующей Пасхи уже не увижу эту настоятельницу, но не успел этот праздник закончиться, как перед моим домом появился экипаж, который должен был снова отвезти меня к ней. Она удостаивает такой чести только епископа, хотя вся местная знать набивается к ней в друзья. Фактически эта игуменья стоит выше всякого епископа или генерала, и когда через Екатеринбург проезжают члены императорской семьи, они всегда ее посещают. Она пригласила меня приехать и осмотреть монастырь.
Экскурсию она проводила сама. Меня поразили порядок, чистота и хозяйство этого заведения. Заведение получает прибыль от продажи свечей. Я бы, конечно, этим заниматься не стал, но пусть уж монашки делают свечи, чем проводят время в праздности или занимаются чем-то плохим. Да, я не буду молиться на свечу, но не осуждаю тех, кто так делает. Это лучше, чем вообще жить без ритуалов. Какая проницательная и мудрая эта старушка! Она с гордостью показала мне церковные картины и украшения, выполненные ее собственными дочерями, и спросила, что я думаю о них. "Ну это, конечно, не Роза Бонёр и не Ангелика Кауфман [623], – сказал я, – но они очень душевные, хотя, возможно, чрезмерно вычурные". Картины были подражаниями Рафаэлю. Игуменья взяла у меня «Жизнь Христа» и другие книги. Территория монастыря, кладбище и огород содержатся монахинями в идеальном состоянии, т. е. они проводят время не только в молитвах. Меня пригласили на богослужение. В отличие от Александро-Невской лавры здешние монахи пытались петь контральто, но из-за обилия писклявых певцов гармония нарушалась. В монастыре мне понравилось все, кроме подобострастного целования всеми руки игуменьи, но я верю, что эта женщина пользуется репутацией удивительно доброй, терпеливой и снисходительной особы. Все монашки выглядели здоровыми и счастливыми. В хлебе, рыбе и овощах у них нет нужды, для себя и на продажу они ткут одежду и делают прекрасную обувь. Монастырь принимает бездомных людей и раскаявшихся грешниц. Сейчас в нем более семисот душ, и их число продолжает расти. Я никогда не забуду учтивость и доброту игуменьи».
В России еще сохраняется традиция, которая исчезает или почти исчезла у нас – это ярмарки. В частности, Нижегородская по-прежнему является одним из чудес света. Среди других нужно упомянуть Ирбитскую ярмарку на Урале, которая ежегодно проводится в феврале на северном ответвлении тракта, соединяющего Сибирь с Россией. О ней мне написал мой друг и информатор мистер Уилкинсон: «Я слышал много хорошего об Ирбитской и других азиатских ярмарках, но блажен тот, кто ничего не ждет, ибо, в итоге, не будет разочарован. Я ожидал от нее слишком многого. Вы найдете там китайцев, персов, армян, бухарцев, но они растворены в общей массе и чувствуют себя не в своей тарелке, ибо всем заправляют татарские и сибирские купцы. Основным товаром там является чай, привозимый из Кяхты. Объем его товарооборота составляет сотни тысяч пудов. Чистый китайский чай найти непросто, ибо обычно его смешивают с кантонским и индийским чаями. Я слышал, что чай продается там по триста рублей за фунт, но никогда не видел и не пробовал его дороже пятидесяти рублей. Еще там продают хлопок, шерсть, марену [624]и т. д. из Бухары и степных областей, но не в таких количествах, которые я ожидал. Много торгуют мехами, кожей и рыбой. Сибирская рыба бывает семь-восемь футов длиной и пять пудов весом, ее покупают партиями от пятидесяти рублей до пяти тысяч. Однако основными статьями торговли являются печатные издания и галантерея, железо и столовые приборы, которые приобретают торговцы из степей, Сибири и Урала. Только галантереи и тканей на этой ярмарке продают на восемь миллионов рублей.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу