И Кучумов - Англичане едут по России. Путевые записки британских путешественников XIX века

Нерчинские рудники Восточной Сибири находятся в 4472 верстах от Москвы, и туда до сих пор ссылают особо опасных преступников [154]. И хотя каторжный режим сейчас значительно смягчился, все же восемь часов добычи серебра под землей – это тяжелая кара. Однако не всех ссылают так далеко, заставляя испытывать ужасные страдания: все зависит от тяжести приговора. Человека могут сослать в Западную Сибирь или даже в два раза дальше ее – в Восточную, его путь может отклоняться на север и юг примерно на 20°, доходя до 44° северной широты. Южные районы Тобольской и Томской губерний мало подходят для землепашества, но часть вновь образованной Семипалатинской области [155], расположенной южнее и восточнее оз. Балхаш, уже называют Сибирской Италией [156]. Осужденные идут в Сибирь исключительно пешком и зачастую в непогоду. Казенные пересылочные пункты, где они питаются и спят, располагаются в пятнадцати-двадцати верстах друг от друга, и кормят в них только щами, поэтому соседние крестьяне приносят осужденным еду.

Нам хотелось узнать не только об этих местах, но и о тех, что находятся дальше. Однажды мы повстречали купца, который тоже направлялся в Екатеринбург, в другой раз – человека, ехавшего в Тобольск и оттуда в Кяхту, куда, по его словам, он, если найдет лошадей, попадет через двадцать дней. Еще в одном населенном пункте мы разговорились с только что прибывшим с Амура чиновником. Он опоздал в Москву на коронацию, очень об этом переживал и расспрашивал нас обо всех подробностях торжества. Бедняга! За пять месяцев пути он весь замаялся, к тому же в Тобольске подхватил лихорадку. По его рассказам, крайне утомительной была поездка по Маньчжурии: ехать пришлось на северных оленях, но так как в тех местах нет почтовых станций, то можно было преодолевать лишь тридцать-сорок верст в день и через два-три дня давать животным суточный отдых. Дневная жара и ночной холод часто были неимоверными.

Третье утро после нашего отъезда из Казани, 12 сентября, выдалось восхитительным и безоблачным, но холодным. Сочные осенние краски делали лес пестрым, а атмосфера напоминала погожую рань конца октября. С возвышенности перед почтовой станцией Култаево [157]нам открылась изумительной красоты и обильно покрытая нивами долина Камы. Вдали маячила Пермь. Несмотря на солнечную погоду, пейзаж имел откровенно северный вид: это проявлялось в поселениях, окруженных крепким деревянным частоколом и снабженных воротами для защиты людей и скота от волков и медведей, крепких избах из грубо обработанных бревен, маленьких окнах и дверях. То же самое мы увидели и в Перми, куда прибыли в половине двенадцатого утра, миновав ворота, столбы которых были увенчаны башенками, обшитыми ослепительно сверкающим на солнце железом, словно лавка жестянщика [158]. Как и во всех русских городах, пермские улицы широкие и перпендикулярные. Некоторое число роскошных зданий, и вот уже показалась окраина, отделенная от леса пустым пространством, особенно в северной, прибрежной части города. В Перми имеется несколько довольно своеобычных зданий, фасады которых обращены к Каме – это, в частности, почтовая контора и весьма респектабельный отель [159]. Небольшая тропинка вела вниз по неровному, поросшему травой берегу, на вершине которого виднелось скопище деревенских телег с сибирскими товарами, а у подножья – несколько небольших суденышек, снующих между причалом и стоящим на якоре пароходом. Если по суше до Перми можно добраться за три дня, то водным путем – за две-три недели, и то, если еще повезет. За рекой до самой тундры и Северного Ледовитого океана простирается дремучий лес.

Я прибыл в Пермь в совершенно разбитом состоянии: трое суток, проведенных в тарантасе, самая ужасная из всех известных мне дорог, мчавшиеся почти без отдыха резвые почтовые лошади, холод и сырость не прошли даром. К счастью, отель находился при почтовой станции. Это было очень уютное и хорошо обставленное, обращенное фасадом к реке здание с укромным двориком-садом, который в лучах солнца казался довольно теплым и создавал ощущение, что мы находимся гораздо южнее этих мест. Особняк принадлежал англичанину, ранее унаследовавшему гостиницу Говардов в Москве [160]. Несколько лет назад он построил в Перми этот отель, но потом тут сменился губернатор, а враги. Короче говоря, в результате интриг бизнесмену пришлось бросить свое дело и готовиться к отъезду. Едва узнав, что у него поселился англичанин, этот бедняга сразу же прибежал ко мне – я был для него первым лучом света за все время, проведенное в здешнем темном царстве.