Организация пассажирских перевозок на Большом Сибирском тракте за исключением шоссейных дорог – самая лучшая в России: лошадей и возничих здесь много, и они бойкие. Ямщик старается как можно быстрее доставить своего клиента до следующей почтовой станции, и делает это от души, поскольку состоит на государственной службе и поэтому уверен в завтрашнем дне. Он сутками находится в пути, в хорошую погоду или в ненастье. Чтобы не заснуть, возничие поют по ночам, они разговаривали со своими лошадьми, называя каждую по имени, когда в бурю мы мчались через лес или степь, кутаясь в свои меха, и молча сидели на корточках в укромном уголке тарантаса, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться. Не раз, когда ветер и снег покрывали лошадей и кучера чем-то вроде ледяного панциря, ямщики, прибыв в конечный пункт, смеялись над этим от души, словно дети. Этих людей часто унижают путешественники, которым претят их глупость, упрямство, мошенничество и безрассудство, но, признаюсь, что из почти трех сотен, а то и более ямщиков, с которыми мне пришлось иметь дело в России, было не более полдюжины тех, которыми я был недоволен. Путешественнику не стоит требовать от них ни ума, а тем более утонченных манер – качеств, которые можно приобрести только в цивилизованных и образованных странах, но они прекрасно знают свое дело, охотно берут «на чай» и «на водку», однако на службе всегда бывают трезвыми. За все время мне повстречались лишь два пьяных в стельку ямщика, но даже с ними я добрался до ближайшего пункта без происшествий. Когда им одалживаешь в ненастье перчатки или какую– нибудь накидку, их лица словно озаряются снизошедшим благословением, но они никогда не присваивают эти вещи себе, хотя в России воруют на каждом шагу.
К сожалению, в пути ямщики совершенно не заботятся ни о ваших костях, ни повозке. Тронувшись с места, они сразу же переходят на кентер [151], который может быстро превратиться в галоп. Колеса начинают жужжать и, если дорога ровная, то езда будет легкой, однако, за исключением степей, трасса чаще всего состоит из ухабов и грязи. Вскоре на пути появляются маленькие речушки с хлипкими мостиками. Передние колеса стучат по бревнам, ваши ноги совершают маленькое «voyage autour de la voiture» [152], мелкая кладь с провизией скачет, и когда на мостик въезжают задние колеса, начинают стучать уже ваши зубы, конечности становятся неуправляемыми, сердцебиение учащается, а голова бьется о потолок повозки.
Перед выездом из Казани нам сообщили о нескольких недавних нападений на чиновников с целью грабежа и поведали о множестве иных подобных историй. Надо сказать, что пока мы ехали на восток, нас только этим и пугали, и лишь на обратном пути, в Рязани, эти рассказы прекратились. Одни советовали нам прервать путешествие, другие – передвигаться исключительно днем, третьи – держать при себе оружие, четвертые просто излагали подробности того, как едва сумел спастись кучер, кого-то зарезали и т. д., словно это могло нам помочь! Однако за все время нашего путешествия мы ни разу не попали в такие истории, поэтому желающие повторить наш опыт могут не опасаться, но все же должны держать ухо востро! При нас всегда были револьверы, и мы всячески давали знать, что они не только заряжены, но и находятся в опытных руках. Для тренировки и ради забавы мы палили во встречавшихся на пути, особенно вблизи селений, многочисленных ворон и сорок, но обычно наши пули летели мимо. Однако всякий раз, когда нам выпадала удача, ямщик благодарил своего святого или Пророка – в зависимости от того, был он христианином или магометанином, – что англичанин не попал в него. Молва о нашей удали неслась впереди нас, обрастая всяческими фантазиями, но была ли от этого нам польза? Безусловно, все штатские пассажиры в России имеют при себе оружие, но эти тяжелые дробовики, ржавые сабли и старинные пистолеты вряд ли спасут в трудную минуту.
Несмотря на тряску, которая сначала казалась невыносимой, езда по этим лесам представляла собой невероятное зрелище – темные вершины сосен четко выделялись на фоне неба и сутками неслись за нами бесконечным кортежем. Было холодно и мрачно, ведь эта дорога шла в Сибирь. Солнце не показывалось уже пару дней, но по ночам луна иногда пробивалась из облаков, демонстрируя величие тьмы. Временами наш прерывистый сон – а мы спали по очереди, и первое время больше дремали, – прерывали багровые отблески и яркие вспышки над деревьями, словно наш тарантас мчался по центрам английской металлургии или вблизи озера и жерла Аверны [153]: это полыхали лесные пожары. Вскоре наступило серое промозглое утро и показалась длинная вереница оборванцев, бредущих вдоль двойного ряда берез туда же, куда ехали мы. Понимая, кто это, мы все же с трудом верили, что являемся свидетелями этого печального, странного и, казалось бы, исчезнувшего явления. Подъехав к почтовой станции, мы обнаружили рядом с ней обнесенное частоколом здание, в котором эта толпа недолго отдыхала и принимала подаяние от сочувствующих. Согласно официальным данным, ежегодно десять тысяч человек следуют по этому пути, и четверть их находит на нем свое последнее упокоение, так и не дойдя до цели.
Читать дальше