Ирина Летягина - Год, в котором не было лета. Как прожить свою жизнь, а не чужую

Мне надо было подумать. Я развесила гамак на берегу между двух деревьев. Людей вокруг почти не было. Аргентинец медитировал, я дремала в своем гамаке, солнце грело лицо, и я чувствовала себя героем из романа «Сто лет одиночества», без ожиданий, страданий, спокойно принимающим солнце, которое грело веки. Завтра не существовало, вчера испарилось. Веревки гамака прижимались к стволам, океан шептал колыбельную, крупинки песка осыпались с босых ступней и летели в бесконечность песочных часов, у которых не было дна.

Вечером я осталась танцевать в городе, аргентинец вернулся в деревню. Мы не скучали друг по другу.

Через пару дней аргентинец вызвался помогать мне с португальским. Мы стали вместе читать книгу, чему я была очень рада, потому что чтение мне не давалось. Я наблюдала, как он держит книгу своими руками, которыми он перебирает землю, сажает семена, точит мачете, зачерпывает воду из речки, чтобы напиться, которыми он трогает свои кудри, гладит лошадей и кормит коз. Его руки никогда не были чистыми до конца, в мозолях и заусенцах, с землей в прожилках кожи.

У аргентинца обнаружился учительский талант: он по десять раз терпеливо записывал слова, которые я не могла запомнить, пережидал бурю моих эмоций, когда у меня получалось понять написанное или, наоборот, не получалось. Он также учил меня обращаться с мачете, подрубать бамбук, объяснил, какие растения можно есть в лесу, если я потеряюсь, какие цветы можно добавлять в салат, какие травы надо использовать, чтобы спастись от москитов.

А еще, когда мне было грустно, он притворялся собакой и смешил меня. Клоунским талантом он был наделен с лихвой. Но самое главное – он любил людей и заботился о них. В нем словно был локатор, настроенный на определение человеческих нужд: кто-то с занятыми руками тяжело спускался по винтовой лестнице, он слышал это по шагам и поднимался, чтобы помочь спустить тяжесть, когда он видел, что кто-то чесал укушенную ступню, через минуту перед пострадавшим появлялось растение, снимающее зуд от укусов, когда кому-то становилось холодно, замерзающий обнаруживал себя укрытым пледом. Аргентинец извинялся даже перед собаками, если он случайно их задевал. Казалось, что этому парню чуждо насилие в принципе. Такие ребята первыми погибают на войне, презирают армию, ненавидят школьную систему, они не умеют подстраиваться, находя отдушину в альтернативных способах жизни, предпочитая спастись бегством, нежели терпеть напряжение. Из таких ребят выходят чудесные строители, скульпторы, земледельцы, миротворцы и поэты. Они совершенно не умеют разрушать.

Когда мы закончили читать очередную главу, я сказала ему: «Слушай, ты мне нравишься. Я не та женщина, что пойдет с тобой по жизни, я не рожу тебе детей, не буду подавать кирпичи во время строительства твоего дома. Но пока я здесь, я хотела бы быть с тобой». Он ничего не ответил. Мы продолжили читать книгу и редко встречались на кухне вечерами, застигнутые врасплох голодом в бразильской ночи. Я ждала его ответа.

В то время на фазенде, где мы жили, семинар, посвященный пермакультуре, был в самом разгаре. Среди участников семинара была танцовщица, которой понравился аргентинец. Они танцевали контактную импровизацию. На одной из лекций они сидели рядом, и танцовщица начала массировать ему плечи. Я не подала виду, но внутри меня бушевал пожар, в котором горела танцовщица. Мне пришлось потратить много энергии, чтобы обуздать свою ревность, о наличии которой я даже не подозревала. Никто никому не принадлежит. Я не хозяйка и не владелица другого человека. Да и никто мне не дал ответа… Осознание помогло справиться с захлестнувшими меня эмоциями. Я решила больше ничего не предпринимать и просто жить без ожидания.

Вечером этого же дня я собралась на танцы, аргентинец поймал меня на винтовой лестнице и сказал: «Послушай, отношения, что есть между нами, важны для меня. Я хочу, чтобы тебе было хорошо рядом со мной». Странно, но слова, сказанные вовремя, имеют удивительную силу. Я упорхнула на танцы, подгоняемая отросшими крыльями, и ситуация с танцовщицей перестала меня беспокоить.

Моя работа в проекте заканчивалась в конце августа. Несмотря на внутреннее спокойствие и тихую радость, я чувствовала, что мое время в Бразилии, в проекте и рядом с теплым аргентинцем стремительно бежит к концу. Каждое наступившее утро в комнате с журавлями, словно вор, крало у меня вчерашний день и вчерашнюю ночь. Я жила жадно, обнимала так крепко, как могла, и боялась будущего. Моя радость бытия и острота ощущения каждого прожитого момента были смешаны с тоской по гармонии, которая нарушится двадцатого августа. Я даже знала дату.