Ирина Летягина - Год, в котором не было лета. Как прожить свою жизнь, а не чужую

Так Рио получил пешеходные тропы к известной на весь мир статуе Христа, горам Сахарная голова и Урка. Народ стал бегать и кататься на велосипедах по лесным тропам и активно участвовать в благоустройстве парка в качестве волонтеров. Тогда же была создана пешеходная тропа, о которой мечтал молодой стюард Педро. Название тропы – Транскариока, что означает «через Рио». Длина тропы сто восемьдесят километров. Тропа полностью обслуживается волонтерами, которые в будние дни трудятся страховыми агентами, врачами, юристами и журналистами, а в выходные облачаются в майки с логотипом Транскариоки, как в доспехи, берут в руки мачете, краски и кисти и обустраивают тропу.

После успеха Транскариоки у Педро и его парковой команды впервые возникла идея большого пешеходного маршрута через Бразилию, потому что в Бразилии есть, что показать. Проект предложили Фонду дикой природы, и он им понравился, да так, что его решили реализовывать.

Мне посчастливилось познакомиться с Педро в процессе работы. Мы размечали тропу в лесах Рио-де-Жанейро.

Об одной из наших встреч хочется рассказать подробнее, потому что она стала последней каплей в наполненном до краев стакане моих раздумий о значении работы в моей жизни.

Педро подвозил меня после заключительного дня работы на тропе. Он рассказал мне свою историю про мечту о большой пешеходной тропе, о том, как основная работа служила задаче реализации его мечты. Сказать, что я была вдохновлена – ничего не сказать. Педро спросил: «Слушай, а кем ты работаешь?» «Юристом», – пристыженно сказала я.

С моей университетской профессией у меня сложились очень противоречивые отношения. Когда я училась, мне нравилось рассуждать о том, как работает система права, читать талмуды законов, изучать своды римлян, дышать пылью библиотеки. Я чувствовала свою принадлежность к чему-то большому, объясняющему, как устроен этот мир. Мы играли в дебаты, студентами ездили по всему миру, общались со всем миром и были влюблены в мир. Университетские годы были хороши.

Когда я начинала свою юридическую карьеру, мне было восемнадцать. В первый рабочий день в американской компании – мечта всего моего курса, куда я с большим трудом устроилась, – меня подвели к квадратному монитору, креслу и телефону. Я поняла, что буду сидеть на цепи телефонной трубки, моей связью с миром будет компьютер, а моя задняя чакра будет редко подниматься, со временем раздастся в стороны, чтобы эффективнее прилегать к кожаной поверхности кресла. Ближайшие тридцать лет пронеслись перед моими глазами: проспекты эмиссии, сделки, ночи в офисе, тонны бумаг, редкие вылазки в отпуск, проспекты эмиссии, сделки, ночи в офисе, тонны бумаг, редкие вылазки в отпуск и бесконечно по кругу. В компании я проработала полтора года, два раза болела ангиной с температурой сорок. Я боролась с собой в надежде полюбить работать юристом по двенадцать часов в день без выходных, но с приличной зарплатой. Не полюбила. Насильно мил не будешь. И компания сама выплюнула меня, разжав корпоративные челюсти.

Я пробовала себя в адвокатуре. Там было интереснее. Мой первый адвокат эксплуатировал меня как мог. Однажды ночью во время работы над проектом он прислал мне легендарное сообщение, которое вдохновляет многих друзей-бизнесменов: «Вы на фронте, и не жалуйтесь. Капитализм – это эксплуатация человека человеком. Пока вы здесь работаете, есть, спать и все остальное вы будете урывками! Я работаю еще больше вас!» В общем, работать на фронте мне не очень нравилось. Я, конечно же, жаловалась. Но этот адвокат стал одним из лучших учителей в моей жизни. Благодаря его отрицательному примеру из меня улетучился дух тирании, и я стала намного мягче с людьми и с собой. Иногда мне даже хочется найти его и сказать ему большое спасибо. Он сделал очень много для моего роста.

После такой головомойки я стала вести самостоятельные проекты в компании моих друзей. Два года моя жизнь была похожа на историю в лучших традициях Эркюля Пуаро: я собирала улики, разгадывала загадки с исчезновением, отказывалась от взяток, вытаскивала протестующих из-под экскаватора и зависала в судах. В общем, вела нормальную жизнь московского адвоката. Что-то получалось, что-то нет. Одно я знала точно: ближайшие тридцать лет в этой профессии я не протяну. Мне нравились приключения, связанные с моей работой, публичные выступления в судах. Но напряжения постоянных конфликтов я не выдерживала, это было очевидно.