Владимир Дружинин - В нашем квадрате тайфун

Цены растут. Немалую часть скудного обеда приходится уделять на содержание американских войск, разместившихся в Японии.

Хуже всего живется земледельцу. Он по старой поговорке «не должен ни жить, ни умирать». Недавно на страницу газеты «Асахи» попало письмо девятнадцатилетней девушки, перебравшейся из голодающей деревни в столицу. Вот оно:

«Только раз в месяц крестьяне едят рыбу. Это обыкновенно макрель, самая дешевая. Лучшего блюда у нас пет. Ребенок, получивший кусок рыбы, не съедает его сразу, а сохраняет два-три дня, такая это редкость. Уходя работать в поле, мы берем с собой вареный ячмень, редиску или квашеную сою да еще кувшин с водой. Это и есть повседневная наша пища».

Нет, я ни в чем не собираюсь обвинять японское Бюро путешествий. В автобусе удобно, маршрут у нас такой же, как у всех прочих туристов — у англичан, у французов, у американцев. Цель его обозначается английким словом «сайт-сиинг».

Что значит «сайт-сиинг»? Буквально — «осмотр видов». Понятно, лачужки окраины, демонстранты у парламента— не «вид» для туриста. Ему надо полюбоваться па обезьян в парке Уэно, погулять по саду Хаппо-эн, посетить картинную галерею Мейдзи.

И верно, нельзя покинуть Токио, не увидев всего этого. К сожалению, в парке Уэно нам мешал дождь, у обезьянок не было охоты резвиться на корнях и сучках толстенного дерева-макета в вольере. Уэно — популярное место отдыха токийцев. Часть его занимают клетки со зверями и пестрые палатки — чайные.

Зато в Хаппо-эн мы попали как раз в интервал между набегами дождя. Сад невелик, но кажется очень обширным — таково искусство прославленных японских садоводов, основавших его много столетий назад. Взгляд нигде не упирается в ограду, не находит предела замечательной зеленой композиции, деревья и кусты всюду смыкаются перед вами, и тропы ведут, кажется, далеко-далеко! Нашлось место и для пруда, он причудливо извилист, одна за другой открываются заводи. В них звезды лотосов, белые с оттенком золота, словно тронутые светом встающего солнца. Воин Мидароку, побежденный в бою и сделавшийся каменщиком, поставил вон тот светильник восемьсот лет назад в честь богов. Светильников в саду десятка три; тот, что вытесан Мидароку, имеет форму большого, выше человеческого роста, гриба. Остальные тоже старинные; это по преимуществу четырехугольные каменные лампады, прикрытые острой кровлей. Тысячу с лишним лет стоит башенка-пагода из тринадцати камней. Каждый вырезан в виде кровли, и все они, взгромоздившиеся друг на друга, увенчаны каменным же шпилем. Постройка чудесных, классических пропорций стройная, легкая.

Хаппо-эн привлекает еще и коллекцией карликовых деревьев. Особенно изящны сосенки с Курил. Растут деревья в ящиках, расставленных на длинных столах. Поколения садовников ухаживали за этими старцами-лилипутами двух- и трехсотлетнего возраста.

В галерее Мейдзи мы увидели памятники более позднего искусства. Сперва подумалось, что я на выставке декоративных панно. На высоких, узких полотнах кисть художника нанесла и лотосы, и вишни в цвету, но лишь как обрамление совсем иного, политического сюжета. В той же манере, которую мы сразу воспринимаем как японскую, изображены пушки, броненосцы. Пушки, стреляющие в китайцев, военные корабли в битве с русской эскадрой у Цусимы.

Здесь наша девушка-гид, по имени «Прозрачный ручей», перед тем обстоятельно называвшая нам события эпохи императора Мейдзи, вдруг бросилась бежать. Единым духом она оставила за собой добрую дюжину картин, всю русско-японскую войну.

— Тут… Тут вам незачем смотреть, — проговорила она, розовея от смущения.

Среди нас был историк, доцент университета. Он обратился к девушке и заявил, что мы вовсе не хотим замалчивать прошлое. И к тому же наш народ, как и японский, не повинен в войне. Он говорил долго, книжными фразами, и жестикулировал, как на кафедре, но мы не сетовали на него. Это следовало сказать.

«Прозрачный ручей» кинула доценту понимающую улыбку. Мы не урезали историю. Мы осмотрели всю галерею. До чего же красиво, возвышенно выглядит война двадцатого столетия, написанная в условном японском стиле! Где кровь, где страдания? Разрывы снарядов подобны праздничному фейерверку.

Я спросил у «Прозрачного ручья», есть ли в Токио музеи современной живописи, художественного ремесла. Да, есть, но это частные коллекции, не отличающиеся полнотой. Нынешние картины можно смотреть там, где ими торгуют, — в зале большого универмага.