Андрей Зализняк - Прогулки по Европе [litres]

17 февраля. Рим.

Из Флоренции я несколько раз ездил утренним поездом в Рим, с тем, чтобы к ночи вернуться. У меня ведь не было ни малейшей гарантии того, что я еще когда-нибудь смогу побывать в Италии, – надо было все возможное ухватить за эти две недели.

В Риме продолжался тот же восхитительный процесс узнавания. Проведя целые часы на piazza Navona, я вышел наугад в сторону corso Vittorio Emmanuele и перешел его. Попал в какие-то переулочки. Вдруг слева за углом открылась статуя, стоящая посреди маленькой площади. Как будто что-то знакомое проглянуло в этой фигуре. Пронзила мысль: вдруг это то самое место? место, где был костер, «Цветочная площадь»? На дальней стороне площади едва различимое название. Вглядываюсь: Campo dei… Неужели Fiori? И буквы действительно начинают прорисовываться и складываться в слово Fiori! Поворачиваю голову и вижу: вся правая часть площади покрыта цветами – сплошной цветочный базар. Такая встреча с Джордано Бруно.

Вспомнил, как когда-то в 50-е годы к нам в университет пришла дама-киношница, ища студента, который мог бы прочесть итальянский текст. Ей указали на меня. Меня повели в студию документальных фильмов на Лесную. Объяснили, что снимают документальный (sic) фильм о Джордано Бруно и нужно сыграть «звуковую роль» Джордано Бруно – произнести в подлиннике отрывок из его текста. Все это – и Джордано Бруно, и студия с ее манящей богемно-деловой атмосферой – интриговало и волновало. Я разыскал в библиотеке подлинные тексты Джордано Бруно; они оказались частью по-итальянски, частью по-латыни. Прочел, конечно, лишь чуть-чуть, но все же соприкоснулся. Было очень трудно, но страшно интересно. Потом в студии читал тонким, срывающимся голосом итальянский текст. Как я сейчас понимаю, на голос средневекового философа это не могло быть ни в какой степени похоже. Вероятно, это поняли и в студии. И я даже не знаю, сделали ли они вообще этот свой документальный фильм. Искать, не покажут ли его где-нибудь, как-то тогда не приходило в голову.

Подошел ближе – вокруг памятника клубящаяся густая толпа. В разных частях толпы одновременно говорят несколько ораторов; вокруг каждого образуется тесный кружок. Постепенно понял, что это нечто вроде стихийного митинга протеста против Ватикана, который в очередной раз отказался реабилитировать Джордано Бруно. Посмотрел, что такое собрание римских интеллектуалов, – рабочих, похоже, здесь не было. Особенно запомнился красноречивый яростный физик, похожий на Арнольда, который в своей речи многократно торжественно возглашал: «Джордано Бруно сказал…» – и дальше шла длинная цитата наизусть.

18 февраля. Виченца.

С вечера этого дня живу в Виченце в семье Андреа и Сильваны Чеккин. Принимают меня как лучшего друга и отвели мне целую квартиру (уехавшей в Южную Америку сестры). Еще бы – ведь у меня с этой семьей прямейшая связь: я бывший научный руководитель Лены Тугай, которая дружит в Париже со своей коллегой по преподаванию француженкой Армель, которая замужем за Бруно Гроппо, который есть родной брат Сильваны Чеккин. А что я из этой цепочки знаком с одной только Леной Тугай, – разумеется, пустяк.

Теперь уже язык общения только один – итальянский. Вживаюсь. И сразу оказывается, что интонация здесь не такая, как во Флоренции, – венецианская. Мое постоянное наименование Professore звучит у Сильваны с таким ярким повышением тона на конечной части, что я все ее фразы в первую секунду воспринимаю как вопрос. Понемногу привык.

За обедом у Чеккинов первый раз в жизни попробовал спагетти. И это всем сразу стало ясно: на вилке у меня немедленно оказалась вся тарелка. Десятилетний сын раскрыл рот от изумления: «Il signore non ha mai mangiato spaghetti?!» (синьор никогда не ел спагетти?). Сильвана захотела даже сфотографировать небывалую сцену: взрослый человек впервые ест спагетти. С энтузиазмом принялись меня обучать; но их преподавательский успех был умеренный.

Подруга семьи Чеккинов Анна водит меня по городу, с гордостью показывает палладиевскую Виченцу. «Я вижу, вы сравнительно прилично говорите по-итальянски, – говорит она, – но только откуда у вас этот неприятный флорентинский акцент?» Лестно, конечно, но думаю, что флорентинским акцентом в здешних местах называют в точности то, что предписывается всеми учебниками под именем итальянского произношения. Впрочем, Анна настоящая вичентинская патриотка – она не очень жалует и Венецию: «Боже мой, зачем вам ехать в Венецию? Там сейчас как раз карнавал, чудовищная теснота и суета!»