Но как ни разнообразна была наша беседа, все же она главным образом вращалась на том, что ему ужасно больно, что Академиею затрачена такая масса денег на экспедицию, которой не суждено быть законченной. Покойный Ив. Дем. утешался лишь тем, что он сделал все, что от него зависело, чтобы довести экспедицию хоть до Нижне-Колымска даже в том случае, если он по дороге туда умрет. «Я сделал распоряжение, — говорил покойный, — чтобы экспедиция не прерывалась до Нижне-Колымска даже в том случае, когда настанут мои последние минуты, и чтобы меня все тащили вперед и даже в тот момент, когда я буду отходить. Я радуюсь тому, что успел познакомить жену с целью моих исследований и подготовить ее настолько, чтобы она сама могла после моей смерти закончить экспедицию до Нижне-Колымска, а там уже экспедиция должна считаться законченной».
При мне покойному Ив. Дем. уже трудно было выходить из кибитки на свое обычное место для наблюдений, и супруга его во время остановок делала вместо него наблюдения и сообщала ему результаты, которые он, сидя в кибитке, заносил в своей дневник.
Когда я, простившись с Ив. Дем. и со всей его семьей, вышел из карбаса и стал у берега, чтобы подождать, когда отчалит карбас, я видел, как Ив. Дем., облекшись в теплое Пальто, употреблял неимоверные усилия, чтобы перебраться из кибитки на носовую часть карбаса, то есть сделать всего лишь два шага. «Прощайте, прощайте!» — сказал мне покойный, как только карбас тронулся, а глаза его так и говорили: «Прощайте, прощайте навсегда!»
После этого дня ему становилось все хуже и хуже, но все же до Средне-Колымска он сам продолжал делать наблюдения и лично заносил их в дневник.
…Но с 20 июня покойный Ив. Дем. уже не в состоянии был писать и поручил сыну своему, Александру Ивановичу, заносить в дневник все делаемые наблюдения.
После выезда из Средне-Колымска кашель стал уменьшаться, но лежать Ив. Дем. все же не моги потому почти все дни и ночи проводил в сидячем положении. Только, бывало, ляжет, как спазмы начинали его мучить и заставляли подыматься. В таком состоянии он пробыл до утра 25 числа. Ночь с 24 на 25 июня покойный провел особенно скверно. Рано утром (25 июня) он призвал одного из рабочих и попросил, чтобы ему подали супу. Съев одну тарелку, он попросил другую, после чего выпил еще два стакана чаю. «Нет, ничего не помогает, — сказал он, полагая, что пища и питье окажут на него хорошее влияние и дадут ему возможность хоть немного вздремнуть, — видно, сегодня мой час настал». Незадолго до полудня его схватила сильная одышка. Уже одними лишь жестами, без слов покойный дал понять жене, чтобы ему прикладывали холодные компрессы к шее, после которых одышка его оставила. Но моментально вслед за этим кровь хлынула из носу и, застаиваясь в горле, свертывалась в густые комки, которые он сам, а также и жена его старались вытаскивать оттуда при помощи пинцета. В это время покойный Ив. Дем. старался подготовить жену. «Подготовься, Маша, к страшному удару и будь мужественна в несчастье», — сказал покойный Ив. Дем. жене. Он не терял сознания до последней минуты и даже делал распоряжения о том, какие лекарства подавать жене и какую нужно будет оказать ей помощь на случай, если ей сделается дурно.
За 3–5 минут до смерти покойный Ив. Дем. сидел, опустив голову на руки, и о чем-то, кажется, думал. Но, услышав разговор жены с сыном, разговор о том, как сын должен поступить со всеми оставшимися после Ив. Дем. бумагами, в случае если она (жена Ив. Дем.) не выживет после его смерти, поднял голову и стал прислушиваться к этому разговору, и, когда разговор был окончен, произнес, обращаясь к сыну: «Саша, слушай и исполняй!» — и с этими словами умер.
Ив. Дем. скончался на реке Прорве, куда часа за два до смерти жена его пристала, предвидя близкую кончину мужа. Но как только он скончался, поднялась буря, которая помешала дальнейшему плаванию и задержала весь экипаж на этом месте в течение 3-х суток. Тело покойного Ив. Дем. было положено в один из карбасов и укрыто брезентом и корой, чтобы предохранить его от влияния дождя и снега. На четвертые сутки буря утихла и экипаж тронулся дальше до Омолона (30 верст от Прорвы), оставив на месте кончины Ив. Дем. большой деревянный крест. На Омолоне тело покойного Ив. Дем. пролежало еще трое суток, пока юкагиры, населяющие это место, копали могилу и ладили гроб. 1 июля в 4 часа пополудни был совершен обряд погребения и тело покойного засыпалось могильной землей.
Женою покойного Ив. Дем. заказана деревянная ограда вокруг могилы, за Постановкой и содержанием которой в исправности обещал следить среднеколымский исправник Владимир Гаврилович Карзин.
Читать дальше