Игорь Рубан - Льды. Люди. Встречи

Палатка оказалась большая, с чугунным камельком. Настлали доски, на них положили спальные мешки. Место выбрали повыше, недалеко от ручья, и принялись паковать свою "геологию".

Счастливая звезда опять взошла на нашем горизонте. Вскоре за баржами пришел буксир. Речной колесный двухсотсильный труженик, вероятно еще помнивший имя своего прежнего, дореволюционного хозяина-пароходчика. Длинный рупор громко разнес слова команды, разбудив многократное эхо. Поманеврировав несколько часов, буксир составил караван и повел его в море Лаптевых. Все не желающие зимовать, в том числе и мы, взяты на борт. Народу оказалось порядочно, и в отданном пассажирам носовом кубрике едва всем хватало места.

Однако нам продолжало везти. Сделав пару рисунков, я получаю "из уважения к искусству" ключ от бывшей столовой команды. В ее больших окнах нет ни единого стекла, и по этой причине ею давно уже не пользуются. Затащили мы в нее свои ящики с образцами, собранными в маршруте и полученными в экспедиции, расстелили на них спальные мешки и сказали: "Живем!".

Наша каюта "люкс" находилась на верхней палубе, что неожиданно спасло нас от зимовки на берегу моря. Но об этом потом. Морозы стоят небольшие, не вошедшие еще в полную силу, обзор отличный — только пиши. И писал же я! Писал что называется сколько влезет. Писал все подряд: стынущее море, караван за кормой, туманы и снежные заряды на фоне далекого берега… С моей стороны это было проявлением крайнего эгоизма. Целыми днями начальник, предоставленный самому себе, скучал, наслаждаясь свежим морским воздухом и созерцанием ярких эпизодов. За свой короткий путь от Оленька до становища Станах-Хачо наше судно успело обсохнуть во время отлива у берега становища, где-то посадить на мель и снять с нее ведомые баржи, резонно боясь идти мористее. И наконец вмерзло, предварительно раскрошив в щепу все имевшиеся на судне доски, ставя их взамен разбитых о лед деревянных плиц — лопастей на гребных колесах. Наше бегство совершилось на случайно подошедшем гидрографическом боте. Была ночь. Шел густой снег. Все, кроме вахт, спали. Наши семидесятикилограммовые ящики стояли на верхней палубе в столовой команды. Распахнув дверь, в один миг мы оказались на боте вместе со своими образцами.

На этом калейдоскоп дорожных впечатлений не кончился. Пока сорокаградусный мороз не запаял в лед до будущей весны все суда последнего Ленского каравана, на который мы перешли с гидрографического бота, было всякое. Все перечислять скучно. Разве только стоит вспомнить о том, как мы переползали с одного судна на другое по тросу, их соединявшему, из холодной нефтеналивной баржи, что шла в хвосте каравана, в его середину, на камбуз брандвахты. Мы эти упражнения называли пред- и послеобеденными прогулками.

Все эти происшествия можно вспоминать или забывать, но невозможно забыть людей, охотно и бескорыстно приходивших нам на помощь в трудную минуту.

Прошло лишь несколько месяцев с нашего отъезда из Якутска. Сейчас мы опять там, сидим в теплой комнате геологотреста и смотрим в окно. Не будь морозного тумана, был бы виден наш сарайчик во дворе. Скоро мы уедем и больше его не увидим, но навсегда останется чувство уважения к Арктике и ее людям, а время его рождения мы будем называть "осенью на Оленьке".

Грузить и разгружать свой самолет, встречать по всей Арктике друзей, забыть всю сутолоку Большой земли — не это меня гонит вдаль. Это все привычно и дорого, как те места, где оставлена часть души с проделанной работой вместе. Это все только жизнь, тобой любимая, которой отдано так много, много лет, а вдаль зовет другое!

Зовет стремление увидеть, понять и показать в картинах всем людям то, что ими еще не познано. Глазами видят все — но не душой художника. В простом, обычном он часто находит то, что потом живет в веках как откровение. У него свой путь и круг познания.

У каждого он свой: деревня, космос, завод или детский сад, а у меня — полярные края. Названия у них разные: Крайний Север, Крайний Юг, Арктика, Антарктика, но повсюду там работают мои друзья-полярники.

Чукотка. (Музей г. Павлодара.)

Итак, снова я в пути. Путь не простой и тоже интересный и нужный мне. Еще немного — и на юг уйдет Чукотка. На север держим путь. Последняя ночевка на земле. Стоят знакомые дома, а в них приятели. Как много новостей, и как они привычны. Утеплили снегом склад, что возле бани. Акимыч отловил семнадцать медвежат на радость зоопаркам. За больным приходил сан-рейс…