Журнал «Дарьял» - Сучье вымя

Затрещины и побои от отца, затем от мужа - совершенно в порядке вещей. Унижением таковое отнюдь не считается, а как бы наукой и поучением. Временами скулят и ропщут, но все же бунтарки являются исключением. Женщины и собаки всегда знают свое место в доме.

Великая обжираловка - свадьба.

Здесь трудно отличить богатого от бедного. Поголовье гостей, место (ресторан -шикарный вариант этого буйного феерического действа) и продолжительность свадьбы - самые значительные признаки процветающего семейства. Иногда получается очень экстравагантно. Так, например: невеста прилетает из отчего дома прямо к жениху в объятия на вертолете. Хотела бы я знать, как это вертолетчику удается приземляться, не промахнувшись? И где ютится цыганский вертодром?

Оркестр, артисты и все участники также летят на вертолете из одного города в другой.

Девственность и красота - сокровища стоимостью от 50 до 500.000 тысяч левов (болгарская денежная единица). Сейчас предприимчивые папаши предпочитают брать положенное вознаграждение в виде зелененьких долларов. Этот милый обычай называется буба-акы (турецкое, речь идет о цыганах мусульманского вероисповедания), то есть калым. Жених выкупает невесту у отца, затем будет с полным правом дубасить ее до синевы и показывать на разные лады кузькину мать.

Дым стоит коромыслом, все кричат, как грешники в преисподней. К груди невесты и жениха пришпилены пестрые ткани, всяческая одежка и обувка. Идет демонстрация подарков.

Несколько умаянных хлопчиков с масляными улыбочками во весь рот, свесив набок, как псы, языки, болтают по воздуху умащенный брачный плюшевый балдахин в оборках и рюшах, украшенный златорогим месяцем, злаченными бубенцами и погремушками. Вероятно, он (балдахин) символизирует будущую кроличью плодовитость невесты и медовый месяц на всю жизнь. Ждет смерти жертвенная овца с венком на голове. На подносах и в руках женщин сладкая красная водка (знак девственности невесты). Ее по очереди прихлебывают из бутылок и пляшут. Музыка голосит, рыдает, взвывает, умоляет спятить с ума.

Ночь ублажают звероватые чары кларнета вопящего кларнета вопящего

Женщины взвизгивают ритуальные слова. Я на лету поймала восклицание: ЭГО! ЭГО! ЭГО! (здравница в честь новобрачных). Делают при этом сногсшибательные, умопомрачительные па животами и бедрами. Прищелкивая пальцами, заламывают руки горе. Мужская братия не отстает. Молотят в унисон визготне и музыке ложками по металлическим сковородам. Некоторые заголяются по пояс, закладывают за ремень парочку ножей, у особо остервенелых ножи и в зубах. Вихрятся и бьются в падучей бесовской пляске - она называется кючек. Хмельная женщина с восторгом размахивает над головами пляшущих, как флагом, изжеванной простыней с обильными следами крови. Простыню передают из рук в руки. Мне вдруг показалось, что на ней кончали куренка. Часто свадьба снимается на видеопленку. Реактивная компания шествует по всему кварталу. В конце концов выруливают к дому жениха, где их поджидает такая же счастливая неистовая толпа.

Пир на весь цыганский мир, то бишь квартал, длится три дня.

В деньгах есть интимная жгучая тайна. Она сродни только любовной. Деньги придают обаяние и шарм любому дикарю. Деньги - побратимы недоблестного интеллекта. Они возбуждают и завораживают, в них есть азарт и похоть. Деньги делают людей умными (некоторых сводят с ума), а хорошие кошачьи манеры появляются сами собой.

Цыгане в Болгарии - это племя профессиональных любовников, великих комбинаторов и криминальных бизнесменов. Существуют легенды о том, как они заходили с песнями в газовые камеры. Среди цыган, кажется, отсутствуют самоубийцы. На моем горизонте появился один такой философообразный чернявый любовный демон и новоиспеченный миллионер - личность из журнала мод; хотя он, может быть, лишь фокусник или игрок в карты, или фальшивомонетчик, а возможно, и все это вместе. В его комфортабельном фантастическом мире он наречен Живцом.

Здесь стаи близнецов

как сыщики нажив

впиваются в деньгу глазами оцинкованными

жжет джинсовая жесть

услужливых и жирных рук

лица сворачиваются как молоко

Впрочем, я знаю его давно, еще с тех незапамятных времен, когда он жил в хлеву, питался кормовой и морской капустой, ходил пешком в помойных штанах с аппликациями в виде сердец и имел вид больного дизентерией. На женщин он смотрел с заветренной стороны и с боязливым дурковатым обожанием. Как-то сидя в дешевом ресторане, он пытался пригласить одну кралю на танец. Полусогбенный, с растерянной улыбкой, он подошел к ней. Так просят милостыню. Естественно, она отказала. Тогда он был еще испуганным и неказистым. При встрече с начальником он мандражировал, чувствовал себя виноватым и забывал от робости собственное имя. Короче дрожал как овечий хвостик.