Эдуард Петрушко - Лелек и Болек в Испании [СИ]

— Погода говно, ну давай!

На блеск красноречия я не рассчитывал и молча опрокинул в себя стакан вина.

Молча наблюдаем, как ветер шатает деревья и гоняет летящие капли дождя. Я начинаю чувствовать себя человеком.

— А ты чего эту мочу гламурную пьешь? — не отрываясь от окна, спрашивает Лесик, — давай со мной по коньячку.

Коньяк легко обжег язык и приятным теплом скатился по пищеводу. Захорошело. Неожиданно Сафрон подпрыгнул, как газель, и почти истеричным голосом закричал:

— А где мои очки? На втором этаже их нет, — и начинает осматривать первый этаж.

Очки, которыми он хвастался в самолете, были куплены в ГУМе и весили под 300 американских долларов, поэтому их отсутствие доводило Сафрона до исступления. Найти что-либо в таком бардаке было сложно, Лесик бубнил:

— Я точно помню, что к девкам ездил в очках, — продолжая шарить между бутылками и грязной посудой.

— А с каких бубенчиков они тебе нужны были? Темно уже было, — стебался я.

— Да отож, — переходя частично на украинский, ответил Сафрон, — попонтоваться захотелось.

— Попонтовался? Крестьянин-суицидник, к шалавам в Gucci? Без очков бы не пустили? Или не дали бы? — продолжал пикироваться я.

— Да, налетел на триста бакинских, еще муха не сидела — пахли Италией, — сокрушался Лесик, переворачивая все на первом этаже, как бульдозер, сносивший старый дом.

Входит наш водитель — ворота и двери мы не закрывали по определению. Глаза красные, как перезрелые помидоры. Похож на побитого римлянина.

— Здорова, славяне! — и тут же спотыкается о чемодан, — порядок у вас идеальный, ноги бы не сломать.

— Привет, лишенец, — ответил я, запуская в себя дозу Хеннесси. Настроение налаживалось. Хотелось шутить и балагурить.

Лесик пробормотал что-то типа приветствия и продолжал, шумя, как дизель, переворачивать вещи. Николай непонимающе наблюдал за полуголым Сафроном, который в поисках очков наводил еще больший беспорядок на первом этаже. Меня это зрелище утомило, поинтересовался у водителя машиной, во что мне обойдется несдержанность к алкоголю и его смешивание:

— Извини, Коль, еще раз за машину — мы не можем не совершать ошибки, это часть нашей жизни, — философствую я. — Сколько должен за мойку?

— 100 евро мойка обошлась, больно ты ее забрызгал, — ответил прибалт. И, как будто оправдываясь, добавил: — Всю ночь ребята возились.

Цифра неприятно кусалась, но за косяки надо было платить, поэтому купюра зеленой птичкой нырнула в карман Николая, который удовлетворенно хрюкнул, выискивая место, куда бы присесть.

Тяжело дышащий Сафрон упал на диван рядом с Николаем и без подготовки сразу поставил ему задачу:

— Сгоняй в публичный дом, спроси про очки Gucci, я их перед отъездом купил, даже не погонял в них. Жаба камнем давит. Поспрашивай у этих детей Восточной Европы, может, вернут, — и, глядя на усталый вид Николая, добавляет: — Ты что под танк попал?

— Не, — замялся Николай, — машиной занимался. Ну погнал я, короче, — пятясь к двери, ответил Николай.

Лесик, травмированный отсутствием дорогих очков, искал утешение в Хеннесси.

— А что он такой ушатынный, Николя наш? — спрашивает Сафрон и закидывает вслед за коньяком себе в рот трехслойный бутерброд размером с пиццу.

— Машину на мойке всю ночь мыл. Я на 100-ку влетел, как и ты, — ответил я, только не выходя из машины. Надо было с тобой пойти, дом терпимости обрызгать, чтоб не расслаблялись.

Сафрон заржал своим лошадиным смехом и уверенно заявил:

— Давай забьемся — он сам машину все ночь натирал, а с тебя еврики срубил, якобы за стационарную мойку.

Наверное, оно так и было, спорить я не стал. Погода не менялась, ветер стучал в окно, средиземный дождь поливал окрестности.

Достав вторую Хеннесси, начали обсуждать Николая:

— Худой он, как дрыщ, экономит на еде. Я вчера видел, как он в магазине себе какую-то бурду на 9 евро взял. Наверное, лавровые листы сосут от голода, — закончил Лесик и опять зычно засмеялся. Закусывая, он глотал, как пеликан, здоровенные красные креветки.

— Давай дадим ему кликуху «Лавруха», — предложил я. Сафрон гоготнул и погоняло принял. Решили за это выпить.

На Лесика напал аппетит, он подтянул к себе ляжку хамона, пробуя отрезать кусок. Обычным ножом сделать это было сложно, но Сафрон рычал, как лев над подверженным буйволом, в попытках отрезать кусочек заветного мяса. Вспотев и слегка порезав палец, он наконец-то вырвал желанный шматок и попробовал его пережевать. Мясо было твердое, как резина от КАМАЗа. Матерясь, Сафрон бросил пожеванный кусок хамона в тарелку и устало откинулся на диван. Наблюдая за борьбой простого украинского парня с заморской высушенной свиной ногой, я истерично смеялся и приговаривал: