На другой день после нашего прибытия в Тсаган Нор, мы с Шекельфордом проехали в монгольскую деревню на западном берегу озера, чтобы навестить соседей. Старшина угостил нас чаем, сыром и кумысом. Я вылечил его дочь, у которой начиналась гангрена руки, и приобрел этим его особое благоволение. К нему я обратился с особенною просьбою — подержать на привязи собак, так как Шекельфорд собирался делать снимки вблизи юрты.
Собаки в Монголии являются настоящим и постоянным бичом для человека, и виною тому — своеобразное суеверие монголов. Монголы думают, что когда человек умирает, в его тело вселяются злые духи, и поэтому спешат поскорее избавиться от трупов. Тело кладут на телегу, и возница, отъехав на некоторое расстояние, сбрасывает его на землю и мчится обратно, не оглядываясь, чтобы не привлечь к себе внимания злых духов. Собаки, волки и хищные птицы быстро расправляются с трупом, оставляя только кости, к которым ни один туземец не решится прикоснуться.
У подножья холма, где построен «город лам» в Урге, валяются груды человеческих черепов и костей. Огромные черные собаки бродят по этому кладбищу и дерутся из-за трупов, которые привозятся из города. Собаки питаются почти исключительно человеческим мясом и необычайно кровожадны, так что даже среди белого дня кидаются на прохожих. Три собаки напали на Беркея у юрты в окрестностях Сэн Ноина; он спасся, застрелив двух из них из револьвера. Мы с женой также чуть не сделались жертвами собачьей своры в Туерине, когда спали в меховых мешках возле своих моторов.
Монголы очень боятся смерти в своем доме, и при серьезной болезни кого-нибудь из членов семьи обыкновенно обращаются в бегство, унося с собой юрту.
Шекельфорду удалось сделать целую серию снимков из монгольского быта. Выгон скота на пастбище, доение коров и кобыл, изготовление сыра и кумыса, плетенье веревок из верблюжьей шерсти, выделка кож для юрты, все эти и им подобные сцены мастерски зафиксированы были Шекельфордом на фильме.
Окрестности Тсаган Нора давали широкий простор для моих зоологических исследований. Озеро и его берега кишели дичью. Мы встретили здесь редкие породы диких гусей и лебедей, чаек, водяных ласточек. В высокой траве у озера прятались лисицы. Антилопы и куланы паслись на равнинах за нашим лагерем. К своему удивлению, мы встретили здесь землеройку и ежей. Один из китайцев, сопровождавших нас, охотился на последних в сумерках с факелом. Мы с Шекельфордом приручили одного ежа, который стал нашим общим любимцем. Мы прозвали его «Джонни Тсаган Нор». При небольших размерах, — всего восемь дюймов в длину, — он отличался необычайной прожорливостью. Вскоре после нашего возвращения в Пекин, нам привезли детеныша-аллигатора, длиной в пятнадцать дюймов. Аллигатор и «Джонни Тсаган Нор» провели ночь вместе в большом ящике в углу лаборатории. На другое утро аллигатор оказался мертвым, и часть его была съедена: то была работа Джонни. Шекельфорд при отъезде экспедиции из Китая решил не расставаться с ним, и «Джонни Тсаган Нор» в настоящее время процветает в Нью-Йоркском Зоологическом Саду.
В озере водилась рыба; мы угадали это по широким кругам на поверхности; на удочку, однако, рыба не шла; тогда мы закинули сеть и поймали большое количество пескарей и плотвы. Часть добычи мы консервировали в формалине.
Тсаган Нор имеет около трех миль в длину и до двух миль в ширину. Но, благодаря сильному испарению воды, оно быстро уменьшается. В 1925 г. озеро даже совершенно высохло. Беркей и Моррис насчитали семь прежних береговых знаков, самый высокий из них на двадцать восемь футов выше теперешнего уровня воды. Очевидно, озеро когда-то занимало очень значительное пространство.
Несмотря на протесты Гренжера, Беркея и Морриса, упорно отказывавшихся от развлечений, я настоял, чтобы вся наша компания собралась в Тсаган Норе 18 июля посмотреть на состязание, которое устраивали монголы под руководством моего приятеля, монгольского старшины. За две недели до торжества он разослал по окрестностям гонцов с приглашением — принять участие в празднике. В программу входили беговые состязания на пони и на верблюдах, борьба, укрощение диких лошадей и, в заключение, угощение. Кочевой образ жизни под открытым небом сделал из монголов страстных любителей спорта и в этом отношении они ближе и понятнее для англичан, чем китайцы.
В день состязания мы все отправились на сборище, захватив с собой фотографические камеры. На поляне собрались толпы мужчин и мальчиков, разодетых в красные, желтые и лиловые цвета. Пятьдесят пони уже находились на старте, в пяти милях от нас. Вскоре вдали показалось облако пыли и замелькали силуэты пони, которые приближались к нам неровной линией. Все наездники были мальчиками лет десяти или двенадцати.
Читать дальше