Кирилл Станюкович - Рассказ об одной экспедиции

- Ну ладно, хотя я и не пил и ты, думая, что я мог осквернить Ташкент после перепоя, меня обижаешь, › но все же я чувствую, что придется дать тебе бутерброд.

Мы пошли в вагон, и я соорудил солидный бутерброд, который беспризорный мгновенно проглотил, такая же судьба постигла и два других, потом я кормил его еще чем-то, и он все съел.

- Как тебя звать? - спросил Дима.

- Костя,- ответил он.

- И куда Костя едет?

- По делам,- подмигивая, сказал беспризорный.

- А не надоело тебе путешествовать? - спросил я.

- Нет,- сказал он и полез под лавку. Подложив под голову локоть, он закрыл глаза.

- Шустрый парень,- сказал я.

- Талантливая молодежь,- подтвердил Дима.

- Напустит он нам тут вшей,- брезгливо поморщился Борис.

- Чем же ты не доволен, энтомолог? Будешь собирать коллекцию прямо на себе,- сказал Дима.

Поезд все шел. Остановок было много, поезд стоял на них подолгу. На остановках Борис выскакивал с сачком и ловил насекомых, после гудка он бежал, догонял вагон и садился на ходу. Я волновался, как бы он не отстал.

Скоро Бориса знал уже весь поезд, и к нам в вагон, зажав в кулаке или посадив в спичечный коробок, понесли всевозможных насекомых.

С теми, кто приносил ему насекомых, Борис был суров, спасибо говорил хмуро, а иногда и вовсе не благодарил, а еще ругал за то, что повредили крылья у бабочки или усы у жука. Все выслушивали его замечания молча и с улыбкой удалялись в свой вагон с видом людей, сделавших доброе дело.

Я смотрел в окно, Димка курил, беспризорный спал.

- Знаешь, Дима,- сказал я,- давай возьмем с собой этого путешественника, пусть у нас в экспедиции побудет, может выровняется?

- Вряд ли,- ответил Дима,- очень ушлый: чемоданы увести может и Блока знает. Больно высокой квалификации, не удержать такого.

- А все-таки, может, попробуем?

- Да бросьте вы, начальник,- возразил Дима.- Ну зачем он вам? Только разве для того, чтобы потом рассказывать друзьям, вот, мол, какой у нас был интересный беспризорный… Или вы думаете, что из него .впоследствии выйдет знаменитый ученый или артист и он вам будет на старости лет дарить портсигары с трогательными надписями и посылать поздравительные телеграммы к дню рождения? Конечно, это возможно, но мало вероятно! Скорее он заберет кое-что из вещичек и пересядет на другой поезд.

Спускались сумерки, колеса отстукивали свою бесконечную песню, под которую так легко думается и так легко засыпаешь. Поезд шел, шел все вперед сквозь ночь, .везя нас навстречу нашей неизвестной судьбе. Ведь на границе, где предстояло нам работать, было неспокойно. Там орудовали банды басмачей.

Я долго не спал и думал о том, что будет дальше. Скоро взошла луна, и далекие горы, и широкие увалы вблизи полотна были задумчиво красивы. В свете луны, падавшем ка пол вагона, неясно виднелась голова Кости, который спал под лавкой, подложив под голову локоть. Он спал, и в выражении его лица было что-то грустное.

Я отвел глаза от этого детского, но уже какого-то измученного, заострившегося лица. Когда я опять посмотрел на него, то увидел, что оп не спит, глаза его открыты и смотрят па меня. Я кивнул ему головой, он вылез из-под лавки и сел напротив.

- Ты куда едешь? - спросил я.

- Да так,- пожав плечами, сказал он,- еду вот.

- Слушай,, а не надоело тебе шляться, не пора ли домой?

- Куда?

- Домой.

Он пожал плечами.

- Родители есть?

- Нет.

- Умерли?

- Да.

- Кто у тебя были родители?

- Отец - врач.

- То-то ты Блока знаешь!

- Папа любил Блока,- грустно сказал Костя.

- Ну, а какие-нибудь родственники у тебя есть?

- Есть.

- Ну, а к ним?

- Нельзя.

- Почему?

- Такое дело…

- Грязное что ли дело?

- Хуже…

- А какое?

- Мокрое,- тихо сказал он и оглянулся.

Я тихонько свистнул.

- Ну, тогда действительно… Ну и что же дальше будешь делать?

- А что делать,- он безнадежно пожал плечами.

Что-то в его лице или тоне было такое, из-за чего я не мог думать о нем плохо. «Но все-таки убийство - это убийство»,- подумал я, и решил, что Дима прав и что действительно лучше не связываться. Но как он дальше будет жить с убийством на душе? Или оно, может, и не тяготит его? И я, испугавшись ответственности и хлопот, не вмешался в судьбу Кости. Приняв твердое решение не брать его в экспедицию, я заснул под стук колес.

Мы ехали еще целый день, ведь тогда в тридцатом - тридцать первом годах поезда ходили здесь очень медленно. Ранним утром на следующий день нас разбудил проводник, и мы, едва успев выкинуть все наше снаряжение, выскочили на маленькой станции, где поезд стоял всего несколько минут.