Андрей Чемезов - Марсианская лётная школа

Когда мои ноги коснулись поверхности Марса, скорость спуска была ничтожно мала. Никакого толчка я не ощутил!

«Молодцы, немцы!» — подумалось мне в этот момент. Приземлился я точно в центр круга с номером «3». «Да, в самом деле превосходно!» — вторил дядя Петя мне. Он, как мне показалось, ещё мягче, чем я, коснулся ногами грунта, и оказался после этого в центре круга с номером «1» 1 1 Аналогичные парашютные системы обязательно найдут своё применение в десантировании грузов и техники на любой мало-мальски изученной местности. Спускаемые космические аппараты (пилотируемые прежде всего) будут использовать такие парашюты для осуществления посадки в одну из нескольких запланированных на местности точек приземления. Это дешевле, чем строить сеть космических аэродромов по всему земному шару, как это делалось прежде для «Буранов» и «Шаттлов». Зная точное место посадки аппарата (а таких мест можно подготовить несколько на трассе спуска, на случай сильного ветра), можно оборудовать это место как следует — сделать, например, мягкую подстилку 10х10м или подрессоренную на уровне земли площадку. Приземление в спускаемом аппарате на подрессоренную площадку пройдёт более гладко, тем более если каждый край её будет находиться на одном уровне с земной поверхностью… Космонавты не почувствуют удара о грунт. Груз, доставленный с орбиты, окажется в лучшей сохранности. Прим. 04.03.2007 ! Вписались мы точно!

Купол парашюта сразу после посадки стал автоматически складываться в ранец, стропы при этом не падали, не путались, так как не прекращал работу двигатель мягкой посадки :пока купол складывался — двигатель производил наддув под купол, тем самым удерживая его в вертикальном положении. По мере того, как парашют складывался, купол уменьшался в объёме, двигатель мягкой посадки сбавлял свои обороты соответственно. Когда купол сложился полностью — двигатель вырубился. Управляющие стропы всё то время, пока работал двигатель, не ослаблялись и не болтались; в случае внезапного порыва ветра они должны были автоматически натянуться, чтобы удержать купол в равновесии, а вместе с ним и парашютиста — в вертикальном положении; если автоматического удержания не произошло бы, то парашютиста могло бы тогда потащить в сторону ветром… В такой ситуации (если ветер сильный к тому же) купол аварийно отстреливается и на его поиски отправляется тут же специально подготовленный и обученный робот. Он находит потерянный парашют, аккуратно складывает его, сворачивает и транспортирует на базу. Однако вероятность развития событий по такому сценарию, который сами парашютисты называют «весёлым» — менее 1%.

Когда мой парашют полностью убрался в ранец, я осмотрелся по сторонам и помахал рукой дяде Пете. Тот всё ещё стоял в центре круга с номером «1» и смотрел на меня. Время от времени он хлопал глазами, как-будто пытался сообразить, что происходит за его спиной… Видно было, что он даже не догадывался, но пытался!.. Парашют дяди Пети складывался так же быстро, как и мой.

Вскоре всё закончилось, и он улыбнулся:

— Кажется, всё закончилось благополучно. Ты как?

— В порядке!

— Слава Богу!

Окинул взглядом бескрайнюю марсианскую пустыню старик, и пропел:

— У нас, на Марсе, сынок, всё красное — красныя деревни, красныя земля, от горизонта до горизонта, и даже небо — рыжеватых оттенков бывает порой!

В это время он бережно прижимал к груди правой рукой книгу «Былины средневековья, ХХ век», а левой, которая была у него свободна, указывал на иссохшую красную долину, перепаханную третьего дня плугом, до самого горизонта.

Рядом с ним лежала небрежно сложенная пачка, из советских ещё газет, а из неё торчали, как овощи из сетки, обрывки фраз и заголовков со словами, предвещавшими скорый конец всему… Но! Красная Армия, Красная швея, Красный партизан, и даже Красный богатырь, не говоря уже о Красном знамени с Красным Октябрём, легко переплавили Жизнь к лучшему, и с той поры она изменилась навсегда. И возник этот, новый, дивный мир, который мы теперь видим перед собою на Марсе. Да и на Земле то же!

— Так-то оно так, но ведь это всего лишь оксиды, медь, — возразил я.

— Что? — дед грозно посмотрел на меня и поднял палец к марсианскому небу: — Что ты сказал сейчас?! Никакие это не оксиды! Это — наши Чувства! Это — наша Эпоха! — взгорячился дед, разъясняя мне. — Началась она в ХХ веке и длится, длится… По сей день длится!