Жан-Кристоф Руфин: Бессмертным Путем святого Иакова. О паломничестве к одной из трех величайших христианских святынь [litres]

Но чем бы ни объяснялся это обычай, после того как вы получили креденсиаль, от вас ожидают, что вы будете его соблюдать и вести себя соответствующим образом. Идет паломник к Богу или нет – это его дело, но в пути он обязательно должен тянуть черта за хвост.

Разумеется, вы встретите и много таких людей, которые уютно обустроили свое паломничество – путешествуют из отеля в отель, пересаживаясь из автобуса класса люкс в услужливо поданное такси. У жаке вошло в обычай говорить об этом сладким голосом: «Каждый проходит свой путь так, как желает». Однако не нужно много времени, чтобы понять, что за этой внешней терпимостью скрыто глубокое презрение «настоящего» паломника к «мнимому». Настоящего узнают по расходам: он старается потратить как можно меньше денег. Конечно, случается так, что «настоящий» паломник, не имея другого выбора, когда он болен или убежища для паломников переполнены, вынужден остановиться в гостинице – если есть возможность, то скромной – и стать соседом путешественников класса люкс. Но будьте уверены: там он в полной мере подчеркнет свое отличие от них: например, съест все конфеты, которые были положены в блюдце на регистрационной стойке.

Я еще не знал этих обычаев и совершил первую оплошность – с небрежностью короля согласился на вступление с подпиской на бюллетень и, самое главное, дал понять, что лишние три евро для меня не проблема.

Дежурный поблагодарил меня от имени общества, но его тонкая улыбка достаточно ясно давала понять, что он меня жалеет: «Прости его, Боже: он (еще) не ведает, что творит».

Креденсиаль, который выдает Общество друзей святого Иакова, представляет собой сложенный гармошкой кусок желтоватого картона. Правда, он не слишком красив, и предполагаемый будущий паломник смеется, возвращаясь домой. Этот документ на бумаге, которая, несомненно, была использована и переработана уже три раза, где большими квадратами отмечены места, куда после каждого этапа должен быть поставлен штемпель, выглядит и впрямь не очень серьезно. Но с креденсиалем дело обстоит так же, как со всем остальным: его настоящую ценность узнаешь только на Пути.

После того как ты сто раз будешь шарить в рюкзаке, разыскивая этот кусок картона, вынимать его оттуда мокрым от дождя и искать батарею отопления (которой нигде нет), чтобы высушить, после того, как будешь бояться потерять его, а потом лихорадочно искать под недоверчивым взглядом подозрительного владельца гостиницы; после того, как, пройдя очередной утомительный этап, ты, победитель, каждый раз будешь класть его на стол служащего в туристическом бюро, и тот, изобразив на лице отвращение, будет слегка касаться его своей официальной печатью, показывая, что боится ее испачкать; после того, как ты, придя в Компостелу, гордо развернешь его перед чиновником из мэрии, чтобы тот написал для тебя на латыни сертификат паломника, ты поймешь, чего стоит эта реликвия. После возвращения паломник хранит креденсиаль среди предметов, принесенных с Пути.

Хотя, конечно, ничего общего между ними нет, я бы сравнил мой помятый, покрытый пятнами и выцветший под солнцем креденсиаль с теми бумагами, которые привез из плена мой дед. Это были талоны на еду и на лечение в больнице, и для депортированного человека они, должно быть, имели огромную ценность; я представляю себе, как заботливо он их хранил на своем теле.

Разница между пленом и Путем в том, что Компостела – не наказание, а добровольное испытание. По крайней мере, так считают, хотя опыт быстро начинает противоречить этому мнению. Каждый, кто идет по Пути, рано или поздно начинает думать, что осужден на это. То, что приговор вынес он сам, ничто не меняет: наказания, которые человек накладывает на себя сам, часто бывают не менее суровы, чем те, которыми карает людей общество.

Человек уходит к святому Иакову с мыслью о свободе и скоро оказывается просто каторжником Компостелы среди других себе подобных. Грязный, ослабший от усталости, вынужденный нести на себе свой груз в любую погоду, каторжник Пути узнает радости братства так же, как пленные и арестанты. Сколько раз, сидя на земле перед гостиницей среди других убогих странников, растирая руками натруженные ступни, жуя плохо пахнущую еду, купленную по смешной цене, высокомерно игнорируемый обычными прохожими – свободными, одетыми и хорошо обутыми, я чувствовал себя зэком вроде Солженицына, одним из нищих оборванцев с Пути, которых называют паломниками!