Георгий Астахов - Бамбуковый меч

Вскоре Уда возвратился, держа в руках маленький поднос, полный чашек с новой лапшой. Осторожно пробираясь между столами, он снимал чашки с подноса и ставил перед гостями, слегка кланяясь.

— Спасибо, бой–сан (бой–сан — господин мальчик), — уважительно говорили ему люди.

Его походка была угодливой и торопливой, а глаза прищурены — и это придавало лицу такое выражение, словно он удивлялся тому, что никто здесь не знает, как грозен он на самом деле…

Поднос тускло блеснул, опустев, и Уда прижал его к груди.

— Рабочий день кончился, — шепнул он, проходя мимо, — не хочешь ли зайти ко мне в гости?..

Я ждал Уду у закусочной. На душе не было радости: Томили смущение и чувство неловкости. Скрипнула дверь, и на жаркую улицу выбежал Уда в неизменных бархатных брючках и майке с номером на спине. Лицо его было усталым.

— Сегодня мы с тобой вступили в новые отношения заказчика и слуги, — усмехнулся он. — Но ведь никому не стыдно зарабатывать деньги: жизнь есть жизнь… Знакомо ли тебе слово "арбайто"? Пришедшее из немецкого языка, где оно обозначало любую работу, слово приобрело у нас иной смысл: временный заработок. Чаще всего его стремятся получить студенты, и поэтому слово "арбайто" стало символом студенческой жизни.

— Что греха таить, — продолжал Уда, — хозяева охотно принимают нас на временную работу. — Нам не положены ни пособия при несчастных случаях, ни дополнительные выплаты при увольнении, ни бонусы — денежные наградные, которые выдают на фирмах раз в полгода, ни пенсии…

Уда замедлил шаг и низко поклонился маленькому старичку, шедшему навстречу. Тот ласково кивнул в ответ.

— Научно–технический прогресс не затронул традиционных общественных устоев, — продолжал Уда. — Поступив в японскую фирму, человек не просто нанимается на работу. Обычай на всю жизнь привязывает его к ней, как некогда бывало с самураем, влившимся в клан феодального князя… Как бы мала — или велика — ни была фирма, она безраздельно присваивает будущую судьбу новичка. Если он изменит ей или захочет перейти на другую работу, его сочтут чужаком и ненадежным человеком, оттолкнувшим пригревшую его руку. Только в своей первоначальной фирме человек может рассчитывать на продвижение. Поэтому так усердны наши чиновники…

Предприниматели легко соглашаются нанимать искателей "арбайто" еще по одной причине. Например, если я проработаю в этой закусочной до седых волос, я так и останусь в ней чужим: каинова печать пришельца, однажды нанятого временно, всю жизнь будет жечь меня… Впрочем, я и не смогу задерживаться в закусочной надолго. При малейшем изменении рыночной конъюнктуры хозяин просто не откроет мне дверь, и я никуда не смогу пожаловаться на несправедливое увольнение: ведь меня брали лишь на время…

Рабочие, служащие и студенты, ищущие желанное "арбайто". — это спасительный балласт капиталистической экономики, и когда начинается буря, их безжалостно выбрасывают за борт!..

Уда тяжело вздохнул и посмотрел по сторонам. Извилистая песчаная дорожка, по которой мы шли, сверкала зеленью изгородей. Сквозь жесткие глянцевые листья виднелись, белея квадратами, маленькие дома. Стены их были тонки, двери сделаны из картона, а окна из бумаги, — но, казалось, они были тверже стали, наглухо скрывая от мира тревоги и печали людей, живших за их шатким заслоном…

Навстречу нам шагала толпа студентов, юношей и девушек, сжимавших в руках газетки. "Вестник арбайто", — было напечатано на них. Ребята спешили на электрички. В толпе молодых людей торопливо семенила старушка, старательно кивая седой головой. Бедняжка! Она тоже искала "арбайто"!..

За поворотом показался дом, где жил Уда. Низкий и сильно вытянутый, он напоминал казарму.

— Почему многие здешние дома так похожи на бараки?

— Да потому, что земля слишком дорога. Ведь по закону домовладелец обязан купить и часть площади вокруг здания. Обычно несколько хозяев соединяют свои одноэтажные дома и сообща покупают один участок земли: каждый ловчит как умеет, ведь жизнь немилосердна…

Мы вошли в темную прихожую, по скрипучей лестнице поднялись на второй этаж и остановились у дверей.

Уда достал из кармана медный ключ. Замок щелкнул.

И замок, и ключ казались ненужными: тонкую фанерную дверь мог без труда разбить любой злоумышленник. Но дверь была цела: охотников попасть в комнату Уды пока не находилось…

В игрушечной прихожей размером в полметра можно было снять обувь только одному человеку. В дверь мы входили поочередно, потому что вдвоем просто не уместились бы в прихожей.