Тинкай Кретова - Казтабан

Во мне что-то оборвалось, в ушах громко застучало. Хотелось драться. Бить. Сказанные Казыбеком слова жгли, как клеймо, оставленное раскалённым железом. Я посмотрел на Айдоса. Воспитанные люди слишком часто оказываются перед сложным выбором. Было видно, как обида за друга борется в нём с запретом перечить старшим.

– Сіз мәңгүрт болмағаныныз қандай жақсы болды, аға [8] «Сіз мәңгүрт болмағаныныз қандай жақсы болды, аға» (каз.) – «Как хорошо, что Вы – не манкурт». , – сказал я глухим голосом, пожал руку растерянному Айдосу и пошёл прочь.

Я шёл вдоль трассы в надежде поймать попутку в город. На душе выли собаки, непроизвольно сжимались кулаки. Казыбек не был первым человеком с такой точкой зрения, и уж точно он не был последним. «Я никогда не буду здесь своим, – думал я, поднимая руку на свет фар проезжающих машин. – Даже когда начну говорить по-казахски, даже если изучу все традиции и буду знать историю своего народа лучше большинства его представителей. Они не примут меня, потому что я не знаю своего племени, потому что родился от неизвестной женщины на чужой земле. Я так и буду скитаться по городам, заглядывая на праздники и игры, прикасаясь к жизни, манящей и упорно отталкивающей меня. Буду знакомиться с людьми и становиться им другом, но никогда не смогу встать с ними в один ряд».

Я знал, что преувеличиваю и что таких, как Казыбек, гораздо меньше, чем остальных. Проблема заключалась в том, что я сам не мог принять себя, свою потерянную историю, и это внутреннее напряжение, создающее психологический и языковой барьер, мучало меня много лет. Случившееся дало мне повод в очередной раз расковырять старую болячку.

Остановившаяся машина прервала поток моих отчаянных мыслей. Я приоткрыл дверь.

– Қайда барасың? – наклоняясь, чтобы лучше меня разглядеть, спросил водитель.

Говорить по-казахски не хотелось. Я сглотнул подступившую горечь.

– Қалаға…

– Отыр, қалаға дейін жеткізіп салайын [9] «Қайда барасың?» – «Қалаға». – «Отыр, қалаға дейін жеткізіп салайын» (каз.) – «Куда едешь?» – «В город». – «Садись, давай подвезу тебя до города». , – улыбнулся водитель и приветливо хлопнул по сиденью.

Я сел и пригляделся. Это был мужчина лет пятидесяти с мягким открытым лицом и в белой тюбетейке. Я обратил внимание на его ладони: они держали руль твёрдо и уверенно, а на большом пальце правой руки не хватало фаланги.

– Сам из города?

Он перешёл на русский, и я выдохнул. Очень страшно было сказать по-казахски что-то не так, ошибиться и снова увидеть в глазах презрение и услышать в свой адрес унизительные слова.

Завязался самый обычный разговор, какие всегда случаются в продолжительных поездках. Водитель с интересом расспрашивал меня о моей жизни, часто одобрительно кивая и уточняя детали. С каждым километром на душе становилось всё светлее, и окружающий мир вновь окрашивался в оптимистичные краски. У меня создалось впечатление, что он старше, чем кажется. Такой спокойной мудростью обычно обладают только очень пожилые люди. Узнав, что я увлекаюсь казахской культурой и занимаюсь фотографией, он оживился. Оказалось, его близкий друг, археолог, реконструктор тюркского боя и боевых ритуалов, каждый год на Наурыз выезжает с командой за город и проводит там тренировки. Происходит это в древнем кочевом святилище Каракыр. Водитель посоветовал мне связаться с этим человеком, помочь хорошему делу качественным фоторепортажем и самому воспользоваться возможностью глубже познакомиться с тюркской культурой. Я с радостью согласился, хотя тогда и предположить не мог, сколько дверей откроется передо мной в результате этой поездки.

Спустя неделю после Наурыза благодаря моему репортажу о реконструкторах я получил уникальное предложение отправиться в Южный Казахстан на съёмку его природы, святых мест и культурных памятников и стал готовиться к экспедиции.

Мне кажется, я всю жизнь ждал этого момента: когда аруахи [11] Аруахи – в тюркской мифологии духи умерших предков. позволят мне пройти ритуал инициации. За девять ночей до весеннего равноденствия мне во сне явился Нускар-ата [12] Нұсқар (каз.) – казахское мужское имя. Букв.: «Пусть будет умным советчиком». . Он расседлал моего коня и пальцем указал на дорожные сапоги. Когда я обулся, мы, повинуясь логике сна, перенеслись к подножью неприступных скал. Нускар-ата подвёл меня к небольшой расщелине, шириной на одного человека, ведущей меж камней, и кивнул головой. Я проснулся, лишь успев занести ногу для первого шага.