Джеймс Кервуд - Всемирный следопыт, 1927 № 04

Несмотря на это заверение, Хиггинс на всю дорогу погрузился в упорное, тягостное молчание. Хиггинс не терпел никаких шуток на эту тему.

Всего каких-нибудь три недели тому назад он, Морган и некий Нолан составляли неразрывное трио. Эван Нолан был старым, опытным золотоискателем, и именно благодаря ему они напали на золотоносную жилу. В противоположность большинству подобного рода предприятий, они наткнулись буквально на золотое дно, которое дало им более тридцати тысяч пэзо, что составляло около двенадцати тысяч американских долларов.

Но алчность искателя счастья пересилила в Хиггинсе здравый смысл. Во время намеренно вызванной им ссоры, он покончил со старым Ноланом, а его долю забрал себе. Морган предложил ему свою помощь на случай могущих возникнуть недоразумений, связанных с возвращением без Нолана, и в результате золото последнего было поделено между двумя оставшимися.

Зарыв тело старого золотоискателя в русле высохшего ручья, компаньоны отправились в обратный путь. Они сговорились утверждать, что золото они нашли уже на пути к дому — и много спустя после того, как какая-то неизвестная болезнь унесла их третьего товарища. Золотоискатели не сомневались, что такое объяснение будет принято вполне правдоподобным, и было мало вероятия, что знавшие Нолана отправятся на розыски его тела. Но люди, связанные преступлением, обычно относятся друг к другу с большим недоверием. Они знают, что убийца не остановится ни перед каким вторичным преступлением, если оно может оградить его от опасности, а свидетель преступления уже сам по себе представляет постоянную опасность.

Потеря источника воды и неизвестность, удастся ли найти новый, не могла поднять настроение обоих путников, и чувствовалось, что каждый косой взгляд может привести к открытому столкновению.

Под вечер перед ними вдали обрисовалась гряда низких холмов, прерываемая там и сям темными пятнами чахлой растительности. Где-нибудь в ущельях между холмами мог оказаться ключ. Лишь бы только это было недалеко! Область пустыни лежала, наконец, позади.

С пустыми фляжками, изнемогая от жажды и утомления, оба путника ускорили шаги. Когда купавшееся в кровавом закате солнце готово было исчезнуть за темной, туманной завесой пыли, его лучи блеснули на один миг на зеркальной поверхности небольшого озера. Спотыкаясь и увязая в раскаленном песке, люди и животное устремились к нему.

Достигнув воды, путешественники легли на землю и яростно принялись утолять свою жажду. Мул вошел в воду и тоже стал пить, но, со свойственной его породе манерой, делал это очень медленно и осторожно. Вода была темной и мутной, — видимо, незадолго до этого какой-нибудь ковбой приводил свое стадо сюда на водопой. Но, несмотря на возможность найти лучшую воду дальше, позади холмов, — в конец изнуренные путники решили остановиться здесь же.

— Я предлагаю отдыхать завтра весь день, чтобы немного собраться с силами, — заметил Морган.

— Само собой понятно, — отвечал Хиггинс. Теперь, когда жажда была утолена и имелся в виду горячий ужин, его настроение стало менее вызывающим, хотя он был сварлив попрежнему.

Золотоискатели разгрузили мула и закопали на несколько дюймов в землю тяжелый парусиновый мешок, содержавший сорок фунтов золота в самородках и песке, чтобы какие-нибудь неожиданные посетители не могли найти его. Затем они приготовили ужин, который и уничтожили с волчьим аппетитом. За последние два дня это была их первая горячая пища. Через полчаса они расстелили на теплом песке свои одеяла и завернулись в них на ночлег…

На утро — от длинного и непривычного пути — золотоискатели проснулись разбитыми, с тупой болью во всем теле, и решили остаться здесь до следующего дня.

После завтрака они наполнили фляжки, выстирали фланелевую одежду и развесили ее в тени окаймлявших озеро сухих деревьев.

Сидя за кружкой кофе, Хиггинс заметил:

— Может быть, мне удастся раздобыть пару кроликов там, за холмами.

Он встал, стянул покрепче пояс, повесил через плечо фляжку и пошел.

Однако, далеко он не ушел, так как не испытывал ни малейшего желания надолго упускать из виду своего компаньона. Не то, чтобы он боялся, что Морган даст тягу вместе с золотом, — подобная затея кончилась бы для того плохо, — но Хиггинс знал его, как продувного интригана, рассчитывавшего каждый свой шаг и всегда избегавшего расставленных ему ловушек. Хиггинс просто боялся этого человека «себе на уме», который, подчеркивая дружбу, в то же время уже не раз упоминал о совершонном преступлении. Желание добыть свежего мяса вылетело у Хиггинса из головы. Его охватил холодный страх, — тот страх, который чаще, чем алчность и ненависть, доводит людей до преступления.