Жак-Ив Кусто - Живое море. В мире безмолвия

Прижав руки к бокам, я слегка оттолкнулся ластами и двинулся с нарастающей скоростью вглубь. Затем перестал работать ногами: теперь мое тело двигалось по инерции, совершая удивительный полет. Наконец скольжение прекратилось. Я медленно выдохнул — объем моего тела уменьшился, соответственно уменьшилась подъемная сила воды, и я стал плавно опускаться вниз, словно в волшебном сне. Глубокий вдох — меня влечет обратно вверх.

Мои легкие приобрели совершенно новую функцию: теперь они играли еще и роль чувствительной балансирующей системы. Дыша спокойно и размеренно, я наклонил голову и погрузился до глубины тридцати футов. Я не ощущал давления, хотя оно на этой глубине вдвое больше обычного. Акваланг автоматически подавал более плотный воздух, уравновешивая рост наружного давления. Через тонкую ткань легкого это контрдавление передавалось в кровь и немедленно распределялось по всему организму. В мозг не поступало никаких сигналов, которые говорили бы о возросшей нагрузке. Я чувствовал себя превосходно, если не считать слабой боли в среднем ухе и улитке. Я несколько раз глотнул, как это делают в самолете, чтобы открыть евстахиевы трубы; боль исчезла. (Я никогда не ныряю с затычками в ушах — это очень опасно. Между ними и барабанной перепонкой остается воздушная подушка. Когда давление в евстахиевых трубах возрастает, воздух напирает изнутри на перепонки с такой силой, что может разорвать их.)

Мною овладело чувство особой приподнятости. Вот я достиг дна. Среди камней плыла стайка круглых и плоских, как тарелки, саргов. Я глянул вверх — там мутным зеркалом светилась поверхность моря. В центре моего стеклянного окошечка виднелся маленький — не больше куколки — четкий силуэт Симоны. Я помахал рукой — куколка замахала в ответ.

Потом мое внимание привлек выдыхаемый воздух. Сплющенные напором плотной среды, воздушные пузырьки постепенно росли в объеме, поднимаясь в слои с меньшим давлением, но сохраняли причудливую форму. Непрерывной цепочкой они тянулись из регулятора, скрашивая мое одиночество. Я подумал, как важны будут для нас эти пузыри. Пока они продолжают булькать на поверхности, внизу все в порядке. Исчезнут пузыри — начнется тревога, спешные розыски, мрачные догадки…

Я поплыл над камнями и нашел, что вполне могу сравниться с саргами [2] В конце книги помещен словарь названий морских организмов, птиц и областей их обитания. . Идти горизонтально, как они, самое удобное в среде, превосходящей воздух плотностью в восемьсот раз. Это было словно в грезах: я мог остановиться и повиснуть в пространстве, ни на что не опираясь, не привязанный ни к каким шлангам или трубкам. Мне часто снилось раньше, что я лечу, расправив руки-крылья. И вот теперь я парил в самом деле — только без крыльев. (После первого «полета» с аквалангом я уже больше никогда не летал во сне.)

Я представил себе водолаза с его громоздкими калошами, привязанного к длинной кишке и облаченного в медный колпак. Мне не раз приходилось видеть, каких трудов стоит каждый шаг водолазу-калеке в чужой стране. Отныне мы сможем проплывать милю за милей над неизведанным миром, свободные и ничем не связанные, чувствуя себя как рыба в воде.

Я совершал всевозможные маневры: петлял, кувыркался, крутил сальто. Вот я встал вверх ногами, опираясь на один палец, и расхохотался сам. Странно прозвучал этот смех под водой. И что бы я ни выдумывал, воздух поступал ровно и бесперебойно. Я парил в пространстве, словно перестал существовать закон тяготения. Совсем не двигая руками, я мог развить скорость до двух узлов. Вот я иду прямо вверх, обгоняя собственные пузыри, а вот опять спускаюсь на глубину шестидесяти футов. Мы часто бывали на этой глубине и без дыхательных аппаратов, но не знали, что ожидает нас ниже этого рубежа. Каких глубин сможем мы достичь с помощью чудесного аппарата?

Прошло уже пятнадцать минут, как я покинул берег маленького залива. Регулятор продолжал неутомимо шепелявить что-то; запас воздуха позволял мне оставаться под водой около часа. Я решил не подниматься, пока не озябну. Меня привлекали расщелины, которые до сих пор дразнили нас своей недоступностью. Я проник в темный тесный тоннель, касаясь грудью грунта; воздушные баллоны стукались с легким звоном о свод. В таких случаях человеком владеет двойственное чувство. С одной стороны, его манит загадка, с другой стороны, он помнит о том, что наделен здравым смыслом, который способен сохранить ему жизнь, если им не пренебрегать. Меня прижимало к своду тоннеля: израсходовав треть запасенного воздуха, я несколько потерял в весе. Разум подсказал мне, что мое безрассудство может привести к повреждению дыхательных трубок. Я повернул и поплыл на спине обратно. Весь свод грота был усеян омарами на тонких ножках, напоминавшими огромных мух. Их головы и усы были обращены в сторону входа. Я старался дышать осторожно, чтобы не задеть их грудью.