Кей Чорнук - Прогулки с Вольфом

В Монтеверде мы с самого начала почувствовали, что здесь наш дом. И это чувство никогда нас не покидало. С экономической точки зрения ситуация для нас всегда была пограничной. И ведь была возможность заняться чем-то более прибыльным. Но мы сделали свой выбор. И очень даже довольны этим выбором. Помнится, я думал: «Ну, если наш молокозавод потерпит неудачу, и если Монтеверде тоже обломится»… А тогда это вполне могло бы произойти. Я чувствовал, что все равно не пожалел бы о проделанном, и всегда мог бы начать все заново, и выжил бы. Ну и, кроме того, тогда для меня это была не работа. Это была часть проекта коммуны, в которой мы жили».

«Работа по расширению пастбищ для растущей молочной промышленности была действительно колоссальной. Мне она нравилась: люблю я работать с бензопилой. Осознавая опасность этой работы — а мне случалось бывать на волоске от беды — при всем при этом я получал большое удовольствие. Мне нравился шум падающего дерева. Тикос бывало, кричат мне: Al suelo! или Бревно! , как в таких случаях кричал мой отец. Надо сказать, что вырубки нынче не всем нравятся. Теперь мы знаем, что леса надо оберегать. Но дело в том, что тогда вырубка была необходима как часть выполнения планов по развитию сельского хозяйства».

Жизненный путь чаще сравнивают со взлетами, падениями и зигзагами горного маршрута, нежели с ровной прямой магистралью, пронизывающей прерии. Путь, по которому шла моя жизнь в Канаде после восьми месяцев, проведенных в Коста-Рике, был полон эмоциональной неопределенности, какая часто сопутствует борьбе. Я переехала к родителям, живущим в своем доме в Южном Онтарио, чтобы быть поближе к моему врачу в Гамильтоне, доктору Ральфу Майерсу. Сеансы химиотерапии начались в тот самый январский день в 1991 году, когда разразилась война в Персидском заливе. Подобно многим, я была в ужасе от телевизионных передач, показывающих первые бомбежки мирных жителей Багдада. Я чувствовала, как будто безумие всего мира пронизывает мои вены вместе с токсичными лекарствами.

В течение следующих месяцев я видела только пациентов онкологической клиники с облысевшими головами, обессиленно сидящих в креслах приемной. Кто-то из них выживал, а кто-то исчезал, потерпев поражение в борьбе с болезнью. Мой врач знал, что я хотела вернуться на север, чтобы восстанавливать свое здоровье и набираться силы там — среди скал и сосен. На пятом месяце химиотерапии он организовал продолжение курса моего лечения в клинике на севере страны, и я, заручившись его благословением, отправилась работать в лодочный лагерь на прекрасном озере Тэмагами в северо-восточном Онтарио. Когда-то, в далеких 1980-х, я довольно долго жила тут и занималась вопросами экологии и социальной справедливости. Теперь, когда мне была так необходима положительная энергия, эти края были для меня лучшим местом.

После девяти месяцев медицинских процедур анализы показали, что я победила болезнь. Три месяца спустя я почувствовала, что что-то идет не так. Когда мне сказали, что в моем теле снова появились патогены, я была напугана сильнее, чем после вынесения первого диагноза. Теперь мне было намного сложнее собрать всю свою внутреннюю силу. Наконец, после завершения двух месяцев химиотерапии и еще одного месяца каждодневного облучения мои тело и дух обрели уверенность, уже закаленную более глубоким пониманием моей собственной уязвимости. Я начала новую жизнь выжившего человека, сильно желающего, чтобы скорее уж наступил день, когда ощущения слабости исчезнут, и моя жизнь станет похожей на нормальную жизнь. Я с нетерпением ждала возвращения в Коста-Рику, восхождения на зеленую гору и нового похода с Вольфом по новой тропе.

В Монтеверде ведет дорога, покрытая гравием. Она берет свое начало от Панамериканской автомагистрали, проложенной чуть выше уровня моря. Кто-то скажет, что сегодня этот путь немного длиннее, чем та грязная колея, которая существовала в 1950 году. И в самом деле, люди постоянно улучшали дорогу с того самого дня, как сюда прибыли квакеры. Указатель на повороте с шоссе у Лагарто утверждает, что до Монтеверде тридцать пять километров, но это обманчивая цифра. Многие из добравшихся до Санта-Елены — въезда в муниципалитет Монтеверде — заявляют, что они покрыли, как минимум, вдвое большее расстояние.

Поначалу ваш путь лежит по сухой дороге, пыльной и раскаленной. Но по мере того как тракт начинает петлять в гору, пыль превращается в грязь, а зелень становится все более яркой. Исключением является сухой сезон, когда до самого Монтеверде все в пыли, включая и все придорожные дома. В большинстве мест дорога в колдобинах, выбитых колесами или вымытых дождями. Как сказал мой друг Джим Оук, когда ехал по этой дороге: «В прериях мы бы сказали, что это высохшее русло реки».