Геннадий Дмитриев - Я был капитаном Фицроем

Дверь в камеру Фицроя вновь отворилась, произошло это на следующий день после того, как он побывал в гостях у прекрасной дамы там, наверху. Капитан усмехнулся, не надеялся он, что удостоится следующего посещения так скоро. Каково же было его удивление, когда в камеру вошел священник. Его черная сутана с капюшоном, скрывающим лицо, казалась предвестником неотвратимой беды.

— Пришли исповедовать меня перед казнью, святой отец? — спросил капитан, стараясь придать своему голосу насмешливый тон, хотя острое чувство беды сдавило ему горло.

Священник не ответил, он отвернулся к двери, убедился, что дверь заперта, потом повернулся к капитану и откинул капюшон, из-под него на Фицроя глянуло нежное личико служанки леди Инессы Мари.

— Т…с…с.. — она приставила палец к губам, умоляя капитана ничем не выдавать свое изумление, шепотом она пересказала Фицрою разговор, который случайно подслушала, находясь рядом с беседкой.

— У меня есть план, надевайте мою сутану и выходите отсюда, бегите, лодка ждет Вас у берега, Ваши друзья не покинули Вас, они ждут удобного случая, чтобы организовать Вам побег. Я останусь здесь вместо Вас, подмена обнаружится не скоро, Вы успеете добраться до берега.

— Милая Мари, дорогая моя Мари, Вы ведь прекрасно знаете, что ждет Вас после того, как подмену заметят. Я не могу спасать свою жизнь, жертвуя Вашей.

— Скоро, возможно даже завтра, к Вам придет настоящий священник, пастор Штерн, если Вы не согласитесь на его предложение, Вас повесят, обвинив в нападении на французский корвет, Вам не дадут оправдаться, никакого следствия и суда не будет. А если Вы согласитесь, то Вас все равно повесят, но позже и по приговору суда. Вам нужно бежать, иного выхода нет. У меня есть кинжал, вот.

Мари достала из-за пояса кортик и протянула его Фицрою.

— Это передали Ваши друзья, там, у западной стены крепости Вас ждет карета. Бегите.

— Я не оставлю Вас здесь, — ответил Фицрой. — А Вы уверены, что пастор Штерн придет именно завтра?

— Я не знаю, но я так думаю, может, завтра, а может…

— Он может придти и сегодня, сейчас, уходите, Мари, уходите, если он застанет Вас здесь, Вам конец.

В дверь постучали.

Стражников предупредили, что к узнику из семнадцатой камеры придет священник, приказ лорда Бэкона требовал, чтобы его беспрепятственно пропустили. Когда Мари в сутане священника показала стражникам записку с требованием проводить ее к узнику из камеры под номером семнадцать, стражники выполнили то, что было им предписано приказом адмирала. Но через полчаса пришел пастор Штерн и тоже показал записку с тем же требованием. В распоряжении лорда Бэкона, адмирала королевского флота и коменданта крепости, не было сказано, что священник будет один, а лишних вопросов стражники задавать не привыкли. Кроме того, друзья капитана Фицроя заплатили стражникам немалую сумму денег с тем, чтобы они ничему не удивлялись даже если произойдет что-нибудь необычное и никого ни о чем не спрашивали.

Фицрой, услышав стук в дверь, понял что худшие его опасения оправдались, он знаком велел Мари стать к стене так, чтобы ее не было видно, когда дверь откроется. Дверь отворилась, и пастор Штерн вошел в камеру. Стражники, получив деньги от друзей Фицроя, ничему не удивлялись, и не предупредили пастора Штерна, что к узнику из семнадцатой камеры уже пришел один священник, потому, когда дверь закрылась, и пастор увидел Мари в сутане священника, он остолбенел.

Фицрой воспользовался минутной растерянностью пастора, он приставил к его груди кортик и приказал молчать. Затем снял с него сутану, рубашку, что была под ней, разорвал ее на части и, соорудив из рукава кляп, засунул его священнику в рот. Заставив пастора надеть свои лохмотья, капитан связал ему обрывками рубашки руки и ноги, уложив на свою кровать. Сам же он, надев сутану пастора Штерна, выждал пятнадцать минут, которые показались ему и Мари вечностью, и постучал три раза в дверь.

Стражники открыли дверь, выпустили двух священнослужителей, убедились, что узник на месте (он лежал на кровати, отвернувшись лицом к стене, как потребовал от него капитан), заперли дверь ключом и проводили священников к выходу, ничему не удивляясь, как требовали те, что вручили им деньги. С их стороны, никаких проступков, за которые последовало бы наказание, стражники не совершали, максимум, в чем их могли обвинить, так это в беспросветной глупости, но если бы глупость была бы наказуема, но многих из тех, кто находятся у власти, мы смогли бы увидеть в совершенно иных местах.