Алексей Трешников - У полюсов Земли

Мы ответили: «Горячей водой, и побольше».

Русин провел меня через тамбур в следующее небольшое помещение — в кухню и кают-компанию. Здесь на газовой плите кипят две большие кастрюли, в одном углу умывальник, а в другом маленький обеденный стол. Мы все основательно вымылись и побрились. Начались расспросы, разговоры. А после обеда я объявил: «Выспаться вволю, затем заправить машины, разгрузить сани и в обратный путь — в Мирный!»

Русин познакомил меня с научной работой станции, которую выполняют четыре сотрудника. Они регулярно проводят срочные метеорологические наблюдения и передают их по радио в Мирный для синоптической карты, а в дни полетов в глубину континента наблюдения учащаются и передаются ежечасно.

Один раз в сутки обязательно выпускается радиозонд или шар-пилот для изучения строения слоев атмосферы.

Ежедневно проходят снегомерные съемки в районе станции, что позволяет следить за накоплением снега.

Не менее интересны наблюдения над поверхностью снега и в его толще, в скважине глубиной до 16 метров, с целью выяснить температурный режим снежной толщи и изучить вопросы теплообмена между толщей снега и воздухом.

Механик регулярно укатывает на тракторе взлетно-посадочную полосу, производит зарядку аккумуляторов для работы рации и освещения. Прием самолетов также требует много времени.

А климат здесь очень, очень суров. И не так страшны морозы — от них спасает теплая одежда и теплое жилье, да и к низкому атмосферному давлению организм привыкает. Основное, что здесь делает жизнь тяжелой, — постоянный, почти никогда не утихающий ветер, несущий мелкий, колючий, сухой, как песок, снег.

— Мы редко видим окрестности нашей станции, — говорят «пионеры». — Постоянно горизонт затянут снежной пеленой поземки.

Зимой — в июне, июле, августе и сентябре — температура воздуха здесь редко поднимается выше 50 градусов мороза. Самая низкая температура была измерена в августе 1956 года — минус 66,8 градуса. И это не случайность, это устойчивые, жестокие морозы. Так, например, средняя месячная температура июня в 1956 году была минус 43,6, июля — минус 47,7, августа — минус 53,3 градуса. А самая высокая температура летом — в декабре — минус 13 градусов.

Ветер и холод на Пионерской делают ее одним из самых суровых мест земного шара, где только пришлось жить человеку. Может быть, в Антарктике есть места, еще более суровые. В ближайшее время мы, вероятно, узнаем и это.

Обратный путь от Пионерской до Мирного занял трое с половиной суток и прошел благополучно. Лишь на последнем переходе мы чуть-чуть не попали в зону ледниковых трещин из-за так называемой «белой тьмы». Это явление наблюдается только в полярных странах при однотонной снежной поверхности в сочетании с белыми облаками. Световые лучи, пробивая слой облачности, падают на белую снежную поверхность. В других широтах рассеянный свет в значительной мере поглощается многоцветной поверхностью. Здесь же световые лучи отражаются снегом вверх, к облакам, от облаков — вниз, к снежной поверхности. Пространство между снегом и облаками становится подобным гигантскому зеркальному залу. Свет льется со всех сторон. Поэтому нет никаких теней и, несмотря на обилие света, ничего не видно.

Мы оказались словно в огромной бутылке с молоком. Шли по счислению, хотя сознавали, что небольшое отклонение от курса может привести к гибели. Ближе к Мирному, на крытом спуске к морю, имеется лишь узкий безопасный проход, а вправо и влево от него лабиринт трещин-пропастей.

Внимательно, до боли в глазах смотрели мы вперед и по сторонам и ничего не видели.

Несколько лет назад американские летчики, попав в молочный туман, врезались в склон континента, и некоторые из них спаслись только чудом. Но на наше счастье, когда склон стал особенно крутым, белая пелена внезапно поднялась, и на севере, внизу засинело море. На его фоне стеной встали исполины айсберги. Пологим куполом с белым венцом сияния над ним — отблеском белоснежной поверхности — вырисовывался остров Дригальского. Никаких вех или знаков, обозначающих проход к Мирному, не было видно, берег за крутым склоном еще не различался, поэтому трудно было определить, куда мы зашли.

Остановились. Часть из нас пошла вправо, часть влево — искать старый санный след. Вскоре с юга показался самолет. Это Москаленко возвращался с Пионерской. Пролетев над нами, Самолет покачал крыльями и развернулся вправо. Значит, проход правее, решил я. Наш радист в поисках дороги забрел дальше всех и сейчас бежал, спотыкаясь, к радиорубке, чтобы установить связь с самолетом. Но самолет еще раз развернулся и сбросил вымпел с запиской: