Алексей Трешников - У полюсов Земли

Продукты были самыми обыкновенными, лишь упаковали их в легкую непромокаемую тару, но наиболее удобными оказались сибирские пельмени. Готовить в тех условиях разносолы было некогда, а ведра пельменей хватало на обед всему составу отряда.

Я и мои коллеги-океанографы знали, как много времени и тяжелого труда занимали измерения глубин и глубоководные океанографические наблюдения у папанинцев и седовцев с помощью ручной лебедки. Вот что писал по этому поводу Э. Т. Кренкель:

«С первого дня лебедка доставляла нам много хлопот… Груз, приборы и трос при измерении больших глубин весили около 80 килограммов. Опускали приборы быстро и легко; надо было только внимательно следить и вовремя притормаживать, но подъем был делом трудным и мучительным.

Бедная лебедка! Сколько проклятий и крепких слов пришлось ей услышать. Лебедка была отлично сделана, разные подшипники и шестеренки, по мысли конструктора должны были облегчить работу, но, к сожалению, мы этого не чувствовали. В зависимости от глубины на полную гидрологическую станцию требовалось около 30 часов времени».

Уже в экспедиции на самолете Н-169 к лебедке был приделан мотор, но это не спасло ее от недостатков, и она казалась нам громоздкой. Юрий Константинович Алексеев, конструктор многих гидрологических приборов Арктического института, получил задание усовершенствовать лебедку. Хоть это и не такой уж сложный прибор, но он должен отвечать всем нашим требованиям. Быстро разбираться на части, которые мог бы переносить один человек. Иметь на барабане не менее 5000 метров прочного троса. Лебедки на океанографических судах с таким тросом весили обычно несколько тонн. С этой задачей Алексеев блестяще справился. Лебедка представляла собой металлическую ажурную треногу с журавлем-кронштейном. На треногу крепился барабан, а на барабан надевался бензиновый моторчик, который и вращал барабан, наматывая на него трос. На одном из ленинградских заводов был заказан стальной семижильный трос диаметром всего 1,3 миллиметра, способный выдерживать груз не менее 100 килограммов. Алексеев же сконструировал нам легкую грунтовую трубку для взятия колонок грунта с морского дна и много других вещей, необходимых в экспедиционных условиях.

Основное научное оборудование изготовлялось рабочими экспериментальных мастерских Арктического института и сразу же осваивалось океанологами. Помню, как М. М. Сомов, П. А. Гордиенко, М. М. Никитин, Л. Л. Балакшин и я вечерами, в выходные дни вместе с рабочими на морозе в саду института наматывали трос на барабаны лебедок, проверяя каждый его сантиметр и одновременно проверяя работу мотора, тормозов, тросоукладчиков. Несмотря на то что каждый из нас имел опыт экспедиционных исследований, мы тщательно проверяли каждую деталь и отрабатывали все операции, ибо знали, что от четкости работы там, в Арктике, зависит успех дела. Нам хотелось выполнить наиболее широкий комплекс наблюдений, ибо любая деталь в совершенно неизведанном районе могла расшифровать то или иное явление или даже решить судьбу открытия. Взять же с собой представителей разных специальностей мы не могли. Все наблюдения в толще океана обязаны были выполнить океанографы. Вот почему мы еще в Ленинграде отрабатывали технику лова организмов специальными сетками или проходили многочасовую практику фиксирования химических элементов в гидрохимической лаборатории.

Аналогичную подготовку вели геофизики и аэрометеорологи.

Теперь, через много лет, когда на смену нам пришли молодые специалисты, мы с удовлетворением отмечаем, что основные приемы исследований в Центральной Арктике, выработанные нами в 1948–1949 годах, не претерпели существенных изменений.

Наконец, к концу марта 1948 года, то есть всего лишь за два месяца, самый сложный этап экспедиции — ее подготовка — был в основном закончен. Один за другим в Арктику вылетали экспедиционные самолеты, доставляя на береговые базы палатки, баллоны с газом, продовольствие. В саду Арктического института мы упаковывали в легкие фанерные ящики последние приборы и сразу же отправляли их в аэропорт.

В Ленинграде пахло весной, уже набухали почки на деревьях, а мы отправлялись на Север, где хоть и сияло яркое солнце, но оно было холодным, и где, казалось навечно, лежали белые снега, переметаемые ветром, трещали морозы.

Е. И. Толстиков, до этого много лет работавший в Арктике, главный синоптик экспедиции, со своими помощниками вылетел раньше всех для составления прогнозов погоды по Центральной Арктике.