Дэн Гемайнхарт - Койот Санрайз [Невероятная гонка на школьном автобусе] [litres]

– Нет, – заупрямился он, но я заметила, что он переступил ногами, приготовился.

– Марш! – заорала я, плюхнулась в воду и заметила боковым зрением, что он устремился вслед – помедлил полсекунды, не больше.

Сальвадор был чуть старше меня. И ростом выше, и руки у него были длиннее, и – что есть, то есть – даже я вынуждена признать, что мускулы у него, может быть, все-таки больше накачаны.

Я это говорю не потому, что оправдываюсь. А потому, что хвастаюсь. Ведь я этого парня обогнала – так быстро переплыла реку, что, когда он, молотя руками по воде, приблизился ко мне, у меня уже волосы практически высохли.

Я сидела на мелководье, улыбаясь, дышала ровно.

Сальвадор, рассыпая брызги, подплыл, перевернулся на спину, пыхтя, разглядывая солнце.

– Пла… – сказал он, то и дело переводя дух, – пла… ваешь ты… быстро.

– Ага, – усмехнулась я. – Родео всегда старался сделать из меня хорошую пловчиху. В одном городе мы даже прожили целый месяц, чтобы я позанималась в секции для продвинутых.

– Так нечестно. Ты меня не предупредила, что быстро плаваешь.

– А ты не предупредил, что плаваешь медленно, – сказала я, а Сальвадор для виду надулся и обрызгал меня водой, а я его тоже, и мы оба захихикали, а потом зажмурились и подставили лица солнцу, чтобы обсушиться. Надвигались облака, какие-то темные, но пока в основном было жарко, и солнце в основном светило. Мы больше не стеснялись – я добилась того, ради чего затеяла соревнование. Сбить с парня спесь – отличный способ разрядить обстановку.

На том берегу Лестер, миссис Вега и Родео болтали, дожевывая завтрак.

– Ну и, – спросил Сальвадор, – зачем вы едете на север?

– Я же говорила. За сэндвичами со свиными отбивными в Монтане.

Сальвадор шмыгнул носом:

– Угу. Ну да, конечно. А зачем вы на самом деле едете на север?

Я уставилась на Сальвадора. Смотрела не меньше секунды. А он ждал ответа, не опуская глаз. Слишком догадливый, на мою беду.

– Кое-что забрать, – сказала я уклончиво. Мне не хотелось рассказывать Сальвадору про коробку памяти. Почему не хотелось, сама не пойму. Может быть, я слишком кайфовала в этой атмосфере летнего купания, чтобы сейчас грузить Сальвадора своими проблемами. Но он не собирался отступаться:

– Кое-что? А конкретнее?

Я шумно выдохнула, шлепнула губами:

– Так и быть, покажу тебе свое, если ты мне свое покажешь.

– Чего-о? – Сальвадор покраснел как рак. В одну секунду. Краснеть у него получалось намного быстрее, чем плавать.

– Ох. Я хотела сказать, что скажу тебе, куда мы едем, если ты мне скажешь, из-за чего твоих маму и тетю уволили.

Лицо Сальвадора окаменело, из красного стало белым:

– Посторонних не касается.

– Та же фигня.

Сальвадор сощурился. Я, без заминки, тоже.

– Ну ладно, давай, – сказал он.

– Ты первый.

Сальвадор насупился, но сказал:

– Мама сама уволилась. Мы уехали… по другой причине. – И, ссутулясь и оцепенев, отвел взгляд.

– Ага, – сказала я опасливо. – А конкретнее?

Сальвадор заморгал. Моргал он долго. Часто-часто. А потом обернулся ко мне – так стремительно, что я чуть не отшатнулась. Глаза у него стали красные и влажные.

– Про это я тебе расскажу только потому, что вчера вечером вел себя как придурок, – сказал он, а я типа как кивнула, и тогда он снова отвел глаза и сказал: – Мы уехали из-за моего отца.

Вот и все, что он сказал. Сказал, и эти слова повисли в воздухе. Но я не стала лезть к нему с вопросами, даже не думала, потому что чувствовала – он еще не все сказал. Ему просто требовалось помедлить секундочку. И я выждала эту секундочку.

– Мой отец – вот кто и правда придурок, – сказал он, наконец. – И всегда был такой. – И тут же мотнул головой: – Ну вообще-то не всегда. Иногда с ним классно. Веселый, шутит, все такое. Но характер у него… Когда он ходит злой, мало не покажется. И, когда он сердится, он иногда… – голос Сальвадора зазвучал как-то глухо, уныло, а потом умолк. Я примерно догадывалась, к чему он ведет, и мои глаза уже заволокло что-то жгучее. А Сальвадор, помедлив, договорил: – Он иногда… распускает руки.

Я сглотнула подступивший к горлу комок. Заморгала:

– Он тебя бьет?

Сальвадор, по-прежнему глядя вбок, пожал плечами:

– В основном маму.

«В основном». Ой-ой-ой. Это слово повисло в воздухе надолго. Теперь понятно, почему Сальвадор отказался от фамилии отца.

У нас за спиной, высоко на деревьях в прибрежной роще, какая-то птица щебетала какую-то бодрую песню, которая была сейчас совершенно неуместна. Сальвадор нащупал на глинистом дне камень, вытащил, зашвырнул далеко в реку: