Октавий Зырянов - Встречи за порогами. Унья — красавица уральская

— Здорово, Савка! — Василий пожал протянутую руку.

— Однако узнал! Думал: совсем забыл…

— Заходите в избушку, — пригласил Василий.

Савка что-то сказал на своем языке и кивнул головой товарищам. Они, видимо, не умели говорить по-русски и молча с любопытством поглядывали на незнакомцев. Однако в избушку зашли следом за Саввой.

— Чай, Аристарх, на уголья поставь, — коротко бросил Василий и, нагнувшись ближе, тихо добавил: — Бутылку со спиртом достань…

Мансийцы, не снимая малиц, шумно садились прямо на пол возле нар.

— Садись, малый, на нары, — предложил Иван молодому мансийцу, но тот вместо ответа откинул капюшон малицы, и тут Иван увидел на голове его множество тонких черных косичек.

— Ба-а, да ты, брат, девка, что ли? — изумленно крякнул он.

— Демья, Демья, — закивал радостно тот головой и добавил что-то еще.

— Вот и договорились с тобой, — засмеялся Иван. — Нет, ты все-таки, видать, парень, а вот косы-то зачем отрастил?

— Так у них закон такой: косы носить, — вмешался Аристарх.

Он хлопотал возле гостей, ставил на скамейку кружки, доставал из мешочка сахар. Чай вскоре вскипел, и Василий, разлив его в жестяные закопченные кружки, поднес каждому из приехавших, подал по кусочку сахару. А потом в маленький алюминиевый стаканчик налил разбавленный водой спирт и, подавая каждому, приговаривал:

— Кушай на доброе здоровье!

Мансийцы пили, морщились, причмокивали губами и шумно запивали кипятком. Высокий подозвал к себе остальных. Коротко о чем-то посоветовавшись, он вышел за дверь и вскоре вернулся обратно, неся небольшой мешок муки.

— Моя вези муку… Возьми…

Василий вежливо поблагодарил его и, развязав кошелек, протянул мансийцу деньги.

— Засем даешь? — обиделся высокий. — Ты брат Тойко спасай. Я тебе помокай… Засем даешь?... Моя видел: твой хлеба нет, у меня есть. Бери…

Василий поспешно спрятал кошелек.

— Лучше иколка-кранка дари…

Василий порылся все в том же кошельке, достал оттуда две граненые иголки.

— Вот спасиба, — засуетился тот. — Совсем помок, Рума… Унты, парка шить будем. Костяной иголка совсем отвык…

Утром мансийцы уехали. Они спешили по последнему зимнему пути проехать по каменистым россыпям Березового кряжа и Тулыма.

— Оставайся нельзя, — говорил на прощанье высокий мансиец, — снек тай, нарта будет ломай на каменьях. Ехать нада, олешки пасти. Там мноко олешка…

Стали собираться и охотники. В течение двух дней они сортировали и увязывали шкурки зверьков, чинили лыжи, нарты. Еще день ушел на баню. Охотники натопили пожарче избушку, нагрели в котлах воды и по двое мылись. Воды, конечно, не хватало. Следующие двое уже заранее грели ее на разведенном поблизости костре, вешая над ним только что освободившиеся котлы.

Ночью по заморозку отправились в путь. После первой ночевки взяли круто вправо и через три дня вышли к берегу порожистой Вишеры.

Здесь, в устье Мойвы, нашли они свой рубленый шалаш, повешенные с осени сети и перевернутые вверх дном лодки-осиновки. Вани не было.

— Наверное, речки помешали, — строил предположения Василий. — Разлились рано. Теперь, поди, сидит на Велсе, ждет нас…

Охотники хмуро молчали.

Вторую ночь Ваня решил провести у подножия высокой каменной кручи. Поблизости он заметил небольшую сухостойную ель и, свалив ее, сделал нодью. К вечеру потянуло прохладой. В высоком небе зажглись звезды. Ваня долго-долго смотрел на них. Звездочки мерцали, и казалось почему-то, что они дрожат от холода и хотят согреться. Вскоре они и в самом деле быстро поплыли к костру и закружились вокруг него в веселом, но безмолвном хороводе. Ваня протягивает руку, хочет поймать хотя бы одну из них, но они увертываются, проскальзывают между пальцами. Пляска их становится все быстрей и быстрей, они уже разбегаются далеко от костра, больно ударяются о лицо, и Ваня пытается закрыться кожаной рукавицей, но вдруг просыпается.

Огонь в нодье ярко разгорелся, и жар от костра больно жжет лицо.

Ваня ногой вбил жердь, что зажата между бревен, и огонь немного ослаб. Затем он повернулся к нодье спиной и снова уснул.

Весна — тяжелая пора для таежников. Утром наст застывает так, что можно идти без лыж, но уже к полудню снег оттаивает. Приходится надевать лыжи, но кристаллы снега настолько крепки, что срывают ворс со шкур. Лыжи от этого «лысеют», и идти становится очень трудно. В довершение всего на затененных местах снег пудовыми комками налипает на лыжи, приходится поминутно околачивать их, ударяя палкой то по одной, то по другой.