Однако лишь наполеоновская оккупация вызвала в Испании общенародный подъем, все же остальные революции и политические акции первой половины XIX в. происходили в верхах; различные группировки стремились опираться на народ, увлекая его на борьбу обещанием благ, но сам народ был слишком забит, слишком невежествен, чтобы хорошо ориентироваться в социально-политических конфликтах и проявлять политическую активность; К. Маркс неоднократно подчеркивал, что испанский народ, начала XIX в. имел «низкий уровень сознания», что «крестьянство, жители маленьких городов, расположенных вдали от морей, и многочисленная армия нищих в рясах и не в рясах, глубоко проникнутые религиозными и политическими предрассудками, составляли огромное большинство национальной партии» [140].
Вот почему испанское общество середины 1840-х годов являло собой удивительный калейдоскоп политических страстей и равнодушия, религиозного фанатизма и презрения к духовенству, традиционной культуры и французского влияния. Во всем этом нужно было разобраться русскому путешественнику, который прибыл в Мадрид летом 1845 г., в момент относительного политического затишья: Марии Кристине, опиравшейся на консервативное большинство тогдашних кортесов, временно удалось укрепить свою власть.
Задача была трудной, но по своим воззрениям и личным данным Боткин был человеком, которому она в значительной мере оказалась по плечу.
1
Василий Петрович Боткин (1811—1869) свыше тридцати лет находился в самой гуще русской литературной жизни. Его дарили дружбой и любовью Белинский, Бакунин, Герцен, Грановский, Некрасов, Тургенев, Л. Толстой, Фет и много других писателей, ученых, художников. И почти все они считали Боткина лучшим ценителем их произведений. Следовательно, он должен был обладать весьма незаурядными и разносторонними качествами, чтобы привлекать к себе внимание таких крупных и таких разных людей; В исследованиях или воспоминаниях о литературе, искусстве и общественной жизни России 1830—1860-х годов имя Боткина повторяется неоднократно. Иногда авторы считают даже необходимым отвлекаться от основной темы и посвящать ему особые разделы и главы в своих работах [141]. Но специальных исследований о нем очень мало [142].
Юность В. П. Боткина; старшего сына крупного московского чаеторговца, прошла в обстановке «темного царства» [143]. Впрочем, воспитывался он в хорошем частном пансионе В. С. Кряжева, где получил основы гуманитарных знаний, а затем всю жизнь самоучкой пополнял свое образование. В конце 1835 г. он познакомился с Белинским, который ввел его в кружок Станкевича. Возможно, по инициативе Белинского, одного из главных сотрудников журнала «Телескоп», Боткин написал для этого издания свой первый труд, увидевший свет, — путевой очерк «Русский в Париже» (1835), особенно ценный описанием визита к Виктору Гюго.
Как и Белинский, Боткин в 1836—1837 гг. попал под сильное влияние М. Бакунина и принял участие в известном споре Белинского и Бакунина о призвании человека (1838): быть теоретиком-философом или практическим деятелем, — причем уже здесь проявились характерные черты Боткина: уклончивость и стремление к «золотой середине». Под влиянием Бакунина Боткин в это время становится активным «гегельянцем», восторженно отзывается о трудах и деяниях радикальных учеников философа в современной Германии (Штраус, Марбах, Фейербах).
В 1838—1839 гг. Боткин довольно активно сотрудничал в журнале Белинского «Московский наблюдатель» в качестве музыкального критика, переводчика Гофмана, очеркиста («Отрывки из дорожных заметок по Италии», 1839). Эстетические воззрения его той поры представляют причудливый сплав гегелевских идей с гофмановским романтизмом. А романтический пафос и левогегельянские идеи вели Боткина к «вражде противу существующего порядка» [144].
Вместе с Белинским Боткин в начале 1840-х годов участвует в журнале «Отечественные записки», где он опубликовал несколько статей о Шекспире, несколько статей о музыке и живописи, еще один путевой очерк — о Риме, по своей тональности тесно связанный с первым итальянским очерком. Из произведений Боткина этой поры заметно выделяется серия обзоров «Германская литература», в которых он знакомил русского читателя с общественной и эстетической полемикой в немецкой периодике. В первой из статей («Отечественные записки», 1843, № 1) он изложил начало брошюры молодого Энгельса «Шеллинг и откровение». Вообще его обзоры, написанные в духе идей Белинского начала 40-х годов, полны пафоса общественной активности, пронизаны защитой гражданских тем в искусстве.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу