Мария Плахова - К островам Индийского океана

Только что шквальный ветер выталкивал из-за горизонта лиловые тучи, но что-то неуловимо изменилось: тучи ушли, будто распахнулся занавес, открыв промытую голубизну неба. Морщины волн сгладились, опали, океан жадно ловит возвращенный свет, еще неуверенные, необжигающие лучи.

Состояние природы чувствуешь физически, все течет, движется, ежесекундно меняясь, ведь находишься между водой и небом, перемещаясь вместе с кораблем. «Подвижный в подвижном!» — лучше не скажешь.

А закаты! Подготовишься к вечернему этюду, лягут на палитру цветные жгутики красок — все лимонные, пурпурные, оранжевые кадмии, что есть в запасе, — успеть бы!

Но нет. Сдвинулось, ушло за корму пылающее, жгучее, и потекло по остывающему небу тихое невзрачное облако с размытыми, тлеющими по контуру краями. Лишь мчится вдогонку не успевшее погаснуть облачко-последыш косенькой сияющей стрелкой. Солнце валится за горизонт, круглый, аккуратно срезанный по верхушке диск превращается в брызжущую искрами полоску.

Океан тоже погас. Сыто лоснятся волны. Тончайшие рефлексы текут по белому кораблю. Чистая, радостная палитра составлена из нежно-зеленых, розовых, жемчужно-серых, серовато-синих тонов, прозрачные краски как бы впитывают свет.

И все это живописное волшебство вплетено в графический ажур тросов и мачт — вот тебе и «один и тот же пейзаж, пересеченный вантами»! Какой технологии, каким краскам подвластна эта вакханалия света?

Всего одиннадцатью-двенадцатью красками пользовались братья Лимбурги, выполняя миниатюры «Времена года» к Часослову герцога Беррийского. Часослов этот, одетый в великолепный переплет, считался любимой книгой, семейным сокровищем, источником эстетической радости. Ряд содержащихся в нем сведений практического характера по астрономии, астрологии и медицине превращал Часослов в домашнюю энциклопедию, иллюстрированную миниатюрами.

Краски приготовлялись самими художниками. Лишь узкий круг лиц знал профессиональную тайну их изготовления, кое-что история донесла и до нас; так, дабы придать краскам светоносную силу и стойкость, их растирали с уксусом, добавляя капли вина и меда. В основе зеленых лежал малахит. Кроме зеленых минерального происхождения существовали и другие, растительные, например более глухой «травяной зеленый». Из диких ирисов добывался таинственно мерцающий лиловый цвет, из древесного сока — розовый.

Нетолченые, без меда и вина, скромно поблескивают в свинцовых тюбиках наши краски, в картонных коробках ждут своего часа — те самые, что верой и правдой служили нам в прошлой экспедиции.

Разбираю, раскладываю по местам вещи, убираю краски в выдвижной ящик. Алексеева же интересует проблема зависимости Северо-Западной Европы от простой селедки. Сообщив мне, что Амстердам построен на селедочных костях, он под мерное покачивание постигает причину спроса на рыбу в Западной Европе. В средневековье католическая церковь в Европе запрещала есть мясо не только круглый год по пятницам, в канун основных церковных праздников, но и в течение сорока дней великого поста, породив тем самым спрос на рыбу. Мощный Ганзейский союз экспортировал сельдь во все страны Европы. Иссякла сельдь — рухнул Ганзейский союз.

В Балтийском море тоже может иссякнуть жизнь: поверхность его сильно опреснена из-за множества впадающих рек, поэтому тяжелые соленые воды держатся возле дна. Во время частых штормов происходит смещение слоев, так глубинные воды получают кислород для жизни. Вернее, так было. А теперь?

Группой специалистов установлен «диагноз»: полузамкнутые акватории — Северное, Балтийское и Средиземное моря сильно загрязняются. На Балтике и в отдельных районах Северного моря катастрофически сокращаются популяции морских млекопитающих, жизнь гибнет.

Радиоактивные отходы, мусор, сточные воды с высокой концентрацией в них металлов попадают в моря с водами рек.

— А какая глубина Балтики?

— Всего шестьдесят метров.

Сквозь мутное, забрызганное стекло наружной галереи видно, как клюет носом рыбацкое судно, по самые мачты зарываясь в пену. Временами горизонт оказывается выше иллюминатора, и кажется, корабль съезжает с горы.

Приближаемся к Килю. На палубах ветер, вода иссечена рябью. Ядовито-зеленые буйки по фарватеру оснащены звуковым сигналом. Покачиваются на взбудораженной воде, издают стонущие звуки, будто, выставив глаза-перископы, переговариваются подводные чудища. Неподалеку, полупогрузившись, разрезает воду подводная лодка, а за ней, как на привязи, сохраняя дистанцию, с полдюжины темно-серых сторожевиков.