Мария Николаева - Восток на Западе. Самоисследование мессианства

– Будучи профессиональным философом, Вы ведь отправились в Грецию как на родину западной философской мысли, а не загорать на пляже, не так ли?

– Начну сразу с кульминации, которая произошла посредине моего месячного пребывания в Афинах. В феврале было холодно и шел настоящий снег, поэтому как-то я решила побыстрее срезать свой путь в районе Евангелисмос по маленькой улице и попала на большое зеленое поле, которое скорее напоминало пустырь, если бы не табличка уже привычного мне археологического формата. Останавливаюсь и читаю: „Трудно поверить, глядя на этот скудный участок раскопок, что вы находитесь на одном из самых значимых мест в мире, где творилась величайшая история человечества!“ Да, это были руины ликеона, где Аристотель создал большую часть своих трудов, включая „Метафизику“. По этому трактату была написана моя первая дипломная работа на степень бакалавра философии (1992–1996), опубликованная впоследствии в сборнике научных трудов ВРФШ и доселе доступная на сайте философского факультета СПбГУ. В корпении над древнегреческим оригиналом аристотелевского трактата я провела лучшие годы своей молодости… И вот теперь такой безлюдный пустырь в холодину! Ирония судьбы или просто возможность видеть реальность, как она есть: ничто не вечно, кроме мысли… Встреча с бывшим Учителем случилась само собой – я ведь даже не собиралась искать данное место, но, как водится, все великое валяется под ногами… Так что остальные события сильно померкли, больше ничего описывать столь подробно не буду.

– Насколько ощущается Вами культурный разрыв между древней и современной Грециями? Иными словами, насколько Ваши ожидания разошлись с действительностью?

– У меня и образа-то никакого не было! Конечно, переориентация на восточную философию и 12 лет в Азии сильно перекрыли мое классическое образование. Но даже тогда я ничуть не представляла себе карту Греции, например, где кто жил. Были одни абстрактные понятия, стремление видеть идеи! И вот на этом уровне мне было интересно заметить, как трансформировались те смыслы, которые вкладывались в знакомые мне слова из древнегреческого, в психологии современного грека. Так, наиболее яркий пример – алетейя (истина), о которой были написаны целые статьи, прижившаяся в русском языке давно без перевода, даже целое издательство так называется. Один знакомый грек (причем, далеко не философ, а руководитель на нефтеперерабатывающем заводе) объяснял мне „алифию“ на совершенно банальном примере супружеской измены. Дескать, моя жена гуляла с бойфрендом, ну и что? Лифи! Забудем об этом! Конечно, он все помнит, но это больше не связано с реальностью, не считается за истину, тогда как алифия делает боль вновь несокрытой, приходится проходить через исцеление травмы, и тогда истина – это „воспоминание“… Я приводила этот пример, выступая недавно на научной конференции в Петербурге, где ученые мужи предположили, что алетейя – „мертвое“ понятие, не используемое в современной практике.

– Наверное, здесь сказывается специфика образования. На философском факультете СПбГУ мы подробно изучали карту Греции, я прекрасно помню, кто где жил… А как было у Вас?

– Сразу после Перестройки в начале 90-х годов появились институты, дающие альтернативное образование, и некоторые из них впоследствии получили государственную аккредитацию. Высшая Религиозно-Философская Школа делала акцент на воспитание настоящих мыслителей, поэтому нас учили именно мыслить, а не запоминать, кто что сказал и где жил. Ежедневная зубрежка древнегреческого языка на протяжении 4-х лет была не самоцелью, а средством для прочтения оригиналов великих философов, которые обсуждались очень тщательно, порой по несколько страниц за семестр. Важно было не просто выучить, например, что Платон считал идею блага идеей всех идей, а проделать мыслительную работу по созерцанию идей, чтобы подтвердить данный вывод на собственном опыте, а возможно и попытаться опровергнуть, если Платон был не прав! То есть мы вчитывались в каждое слово оригинала, воспринимая все оттенки его значения. Уровень проникновения был настолько высокий, что уже на третьем курсе меня пригласили вести спецкурс в другой вуз (институт иудаики), где узкий круг слушателей состоял наполовину из преподавателей. Конечно, за пару десятилетий я успела „забыть“ древнегреческий, но меня спасает алетейя. Мне кажется, интересующиеся греческой культурой должны знать о таких возможностях в России.