Viktoria Pressman - Путем звезд

The night is falling and the wind is blowing. «I will always love you» in your head. I’ll always do. I’ll always do.

Мускулистые платаны, фактурность Эгона Шиле. Физиология правды. Красота обжигает. Сомкнули руки стволы разлуки.

Идти к солнцу. Двигаться на юг или на восток. Впереди белели вершины Альп. Окрестности Зальцбурга, озеро святого Вольфганга. Везде каменные кресты, крестный путь круто в гору. Ночевка под проливным дождем. Сухой пятачок любви и тепла где-то под спиной. Утром пришли деньги. Пью горячий кофе, ем круассан. Снимаю комнату в центре Зальцбурга. Стол, кровать, умывальник. Ставни нараспашку – в окно смотрят освещенные солнцем ангелы с церкви Святого Себастьяна. А он, пронзенный стрелами, смотрит в небо, немного безучастно, склонив голову набок. На горке встретила своего двойника. Она сидела, свесив ноги в пропасть. У нас одинаковые носы и безумный взгляд переступивших черту. Дикие кошки. Те, которых сжигали на костре. Залитый солнцем Зальцбург, камни, облеченные в формы. Они продают Моцарта – конфеты. Моцарт на ужин, на обед, с бокалом вина или без. Опять на юг. В Альпах, на водопаде тролли украли мою серьгу, и я познакомилась с волшебной Соней. Пересекла Австрию на электричках без билета. Переночевала на границе со Словенией в поле, и вот уже рано поутру я бреду вдоль пустой трассы в сторону юга.

Сидя на маленькой станции в Словении, поедая словацкие консервы с австрийским маслом и чешским сыром, куря швейцарские сигареты, купленные в Австрии, я ждала поезд, в который не сяду. Денег нет – это спокойно и весело. Был день, и было утро. Я ночевала в полях под падающими и зажигающимися звездами, в окружении колосьев пшеницы, на обочинах дорог новой-старой Европы. Операция интеграция. Был кофе за последнюю монету. До этого был день испытаний, день кругов ада. Заборы вдоль автобанов не позволяли сойти с гудящей пугающей трассы. Я шла почти час под палящим солнцем, мозоль болела, рюкзак нестерпимо давил плечи. Машины на трассе не останавливались. Я сворачивала в поле и утыкалась в тупики. Обгорелые ноги жгла крапива, и опутывали колючие кусты. Наконец я постелила коврик, развернула спальник и улеглась прямо на проселочной дороге. Навстречу шли 2 женщины. Я достала Кафку, Америка, книгу, купленную в Праге, и стала пытаться читать. Женщины прошли мимо, мило улыбаясь. Наутро я побрела к станции, где работал самый гордый своей профессией станционный смотритель, он крутил какие-то ручки, колесики на огромном пульте. Этакий властелин рельсов. Если бы не маленькая проселочная станция, я бы подумала, что он управляет всей системой железных дорог Словении. Я поинтересовалась когда приедет мой поезд. Денег у меня не было, и я помахала перед лицом контролера кредиткой, а он сказал, что кредитки не принимают. «Я и так знаю, что кредитки не принимают. На этой карточке нет денег…» подумала я. Сойдя на какой-то неизвестной мне станции, я решила идти гулять и побрела вдоль рельсов по направлению к югу. Несколько попуток подвезли меня к городку Челье. Кришнаит Йоже купил мне еду и пристроил на ночлег к своему другу альпинисту Мите. Они мои ближние. Мы вместе поднялись в горы, потом Митя рассказывал про свои путешествия по Индии. Мы пили домашнее вино от падре, мама накрывала на стол. На следующий день она довезла меня до вокзала и купила билет до Любляны. Мы прощались почти что со слезами.

Иногда в нашу жизнь внедряются инородные системы: банковско-кредитные, огороженные автобаны, говномешалки вместо чистых рек, но ничто не должно омрачать нашу радость. Лишь только может плачущая женщина на соседнем сиденье автобуса, которую провожал мужчина с лицом после бессонной ночи, и они так долго смотрели друг другу в глаза. Автобус тронулся, и женщина заплакала. Её лебединая песня, её последняя любовь. Ей за 50, у него семья, у нее взрослый сын. Ничего изменить нельзя. Подошел билетер-контролер, а она не могла выговорить пункт своего назначения, по ее щекам текли слезы. «Дубровник», наконец неуверенно промолвила она. «Задар», – сказала я. «Hvala», – ответил билетер.

Митя стоял перед глазами. Пьер Ришар, Паганель и Серж в одном флаконе. Рассеянность, невинность, кудри, очки, голубые глаза.

С утра, проспав пару часов на маленьком клочке берега на окраине Задара, я шла с рюкзаком на юг по улице Karma, was stuck в индустриальной зоне. Наконец, вот оно, преддверие открытого моря, чистенький пляж. Пестрые Адриатические ящерки, изогнувшись на белых камнях, слушают пение птиц и жужжание газонокосилки. Я жую крекеры в форме сердечек и думаю об Иове многострадальном и о том, что наверное надо перестать все время тянуть себя за волосы – я ведь стала тем, кем когда-то мечтала стать: путешественником. Ночью в Задаре я встретила своего любимого Хичкока. Он смотрел на меня с плаката, на котором было написано о том, что в Задаре самые красивые закаты. Хичкок был здесь и наблюдал закат в 1964 году. После Хичкока я видела «огнегривого льва» с крыльями над аркой ворот старого города, кричащих пьяных подростков, узкие улицы, ставни, византийского стиля церковь, статую голого мужчины в шарфе с ракушкой, сидящего на берегу. «Вот оно счастье, вот оно море…»