Георгий КАЮРОВ - Жёлтый император

– Там милиция меня застукала, – запыхавшись, сообщил Матвей, мотнув головой в сторону улицы.

– Я сейчас, – машинист высунулся в окно. – Что случилось инспектор?

– Парень к вам зашёл?

– Да, – спокойный тон машинист успокоил стража порядка. – Стажёр наш. Иди, покажись, – как ни в чём ни бывало, позвал он Матвея. – За продуктами бегал. Я его посылал.

– Ладно, – удовлетворился милиционер. – Я подумал, что за подозрительный ходит по путям?

– Наш, – подтвердил машинист.

На этом все неприятности закончились.

Эта незначительная история вспомнилась Матвею, когда он увидел на улице пару постовых. Они лениво посмотрели на чужака и отвернулись. Матвей даже заулыбался. Разве по его виду не заметно – он путешественник: рюкзак, палатка, ледоруб, комплект сетки для гербария; и идёт с парома в сторону железнодорожного вокзала. Матвей даже укорил себя в малодушии: тень Чукарина виделась ему во всех и в каждом. «Не враги возбуждают в нас подозрения, а подозрения – родят врагов, – вспомнилась ему восточная мудрость».

У билетной кассы, Матвей критически осмотрел всё вокруг. Обстановка была настолько знакома, словно и не было перерыва в восемь лет. Ему даже показалось, кассир та же, которая продавала ему билет тогда.

– Чему улыбаетесь? – не моргнув поинтересовалась кассир. – Билет брать будем?

– У вас ничего не изменилось. Последний раз я был здесь восемь лет назад. Так же покупал билет до Ташкента. Такое ощущение, что именно вы мне и продали его.

– Вполне возможно, – пробубнила женщина. – Я уже двадцать лет работаю. Куда? До Ташкента?

– Да. Если можно, купе.

– Есть одно место. Только быстренько, а то поезд через пару минут отправляется.

– Тогда так же было, – развеселился Матвей. – Быстренько, а то уже отправляется. Спасибо!

Как бы Матвей не спешил, всё равно пришлось вскакивать на подножку отправляющегося поезда. Закинув гербарные сетки на верхнюю полку, а рюкзак в багажный рундук, он растянулся на нижней полке. Жёлто-коричневая степь за окном застыла надолго и действовала убаюкивающе. Проводник зашла за билетом и принесла постельное бельё.

– Чай будете? – равнодушно поинтересовалась она, заталкивая билетный картон в кармашек проводницкой сумки.

– Два стакана, только не солёный, – уточнил Матвей.

– Сами будете накладывать, чего захотите, – бросив короткий, ироничный взгляд на пассажира, уточнила та. – Принесу пакетик того и другого. Двадцать копеек.

– Что двадцать копеек? – не понял молодой человек.

– Два стакана – двадцать копеек, – пояснила проводник.

– Хорошо, – усмехнулся Матвей.

– Я что-то сказала смешное?

– Нет. Просто вы похожи на мою бывшую воспитательницу.

– Располагайтесь, – сухо ответила проводник и добавила. – Спиртные напитки не распивать. Вызову наряд, – и ушла.

Молодому человеку было не до сна, хотя день подходил к закату и качка на пароме немного его измотала. Он вышел в коридор, в поисках хоть кого-то из пассажиров соседних купе, но и там было пусто.

– Вам повезло, – попытался он заговорить с проходящей по вагону проводником. – Вагон пустой. Можно отдыхать.

– Ничего, сейчас набьются, – ответила та, заглядывая по порядку во все купе.

– Кассир на вокзале сказала, билет последний, а пассажиров нет.

– По всей дистанции бронь раскидана, – объяснила проводник.

– А-а, ясно, – разговор не завязывался, и Матвей так же потерял к нему интерес.

Немного постояв, он вернулся обратно в купе и, расстелив постель, улёгся. Жёлтый свет фонарей монотонно проплывал в окне, выхватывая и внутренности вагона. Он закрыл глаза и картины из интернатовского детства снова встали яркими образами.

«Сколько пришлось вытерпеть, – одолевали, терзающие сознание, мысли. – Как мне пришло в голову, что там замок? Это же надо такое иметь больное воображение? Парамон, конечно, большая сволочь был. Не случайно, выражение – «сволочь – хороший человек», было его любимым».

– Ты, хочешь сказать, мы дураки? – брызгая слюной, закричал Парамон и сжал кулаки. – Ах ты… ты… инкубаторкий ублюдок!

– Это вы сами сказали, – отрезал Матвей.

От раздираемой злобы Парамон схватил мальчишку за волосы над ухом и рванул. Матвей взвыл от боли.

– В холодную на три дня! – орал Парамон, вталкивая подростка в комнату для отбывания повинности и с силой захлопывая за тем двери. – Я тебе устрою дураков. Посидишь у меня и взвоешь!

Холодная комната соответствовала своему названию: в ней и правда было прохладно летом, но зимой, несмотря на то, что специально убрали батареи, всё-таки было тепло. Бледный свет едва освещал небольшое пространство. Матвей зажмурился и сосчитал до тридцати, чтобы глаза быстрее привыкли к мраку. Сама комната располагалась в цокольном полуподвальном этаже хозяйственной постройки с единственной, выходящей на улицу, узкой фрамугой, нижним краем лежащей на земле. Снаружи фрамугу оббили металлической сеткой. Она была настолько узкой, что через неё были видны только ступни проходящих. В комнате стояла кровать со старым, прелым от мочи матрацем, в углу – ведро для надобности отбывающего наказание.