Эрик Ньюби - Штурм Мир Самира

Забыв про свои горести, мы помчались вперед, чтобы догнать погонщиков, пока они не ушли в долину Париан со всеми нашими вещами, включая медикаменты.

В глухом каменистом ущелье Абдул Рахим (до тех пор он шел босиком, неся ботинки на шее) остановился, чтобы обуться. Я поглядел под ноги: никакой разницы, тропа та же. Может быть, подобно ирландским крестьянам (о них говорят, что они идут босиком до дверей церкви), он почувствовал, что приближается цивилизация? Как раз в это время мне пришлось задержаться по неотложной естественной надобности. Мои товарищи ушли вперед, а когда я продолжил путь, у меня перед глазами маячили следы Абдула Рахима. Его ботинки были подбиты резиной от американской покрышки и печатали задом наперед марку «Таун'н Каунтри». Получалось: иртнуаК н'нуаТ, иртнуаК н'нуаТ, иртнуаК н'нуаТ». Снова и снова, до бесконечности, пока эти мудреные слова не превратились в магическое заклинание. «Таун'н Каунтри… Таун'н Каунтри». Я шел как в трансе, словно буддист, который бредет к святым местам, бубня свое: «Ом мани падмэ хум, ом мани падмэ хум». Кончилось тем, что я, совершенно ошалев, сбился с тропы и был наказан спуском, который был ничуть не легче вчерашнего, когда мы возвращались с ледника…

Я устал, тропа казалась бесконечной. Ущелье… Палатки кочевников… Женщина, которая, отвернув лицо, жалась в сторону, будто испуганный кролик, пока я не прошел… Таджики и патаны, молча, но дружелюбно пожимающие мне руку… И, наконец, айлак, где меня дожидался Хью.

Все наши кони были развьючены, лекарства валялись на земле, Хью был в отвратительном настроении.

– Никак не мог найти чертов ящик, пришлось все вьюки разобрать. Я и не подозревал, что мы тащим с собой столько барахла! В самом последнем вьюке обнаружил! Может, надо было вспрыснуть ему морфий? – продолжал он неуверенно.

Хью не очень-то разбирался в медицине, о чем ярко свидетельствовал поразительный набор лекарств, путешествовавший с нами.

– А что ты сделал?

– Промыл ссадины, положил холодные компрессы.

– Ты еще не сказал, что с ним.

– Я ходил, осматривал его, – Хью немного успокоился. – Абдул Рахим проводил меня. Он лежал в каменной лачуге, укрытый кучей одеял. Темно, ничего не разобрать, кругом полно людей. Ему лет шестнадцать, только-только усы пробились. Лица не видно: все мухами усеяно. Нос и губы распухли, стали как у негра. Женщины обрили ему голову и обмотали тряпками; все в крови. Он метался, стонал.

– Хорошо, что ты не вспрыснул ему морфия. Наверное, у него сотрясение мозга. Морфий прикончил бы его.

– Нет, я не вспрыснул. Глаза склеились от крови. Мы умыли его – лицо, голову. Наконец он приоткрыл один глаз и рот. Сильно стонал. Тут все стали его трясти. «Мани, Мани, слышишь нас?» Он не мог отвечать. Послушай, что было дальше! Абдул Рахим отвернул одеяла, чтобы мы могли осмотреть другие раны. И что же я вижу! У парня тело как у козла! Густая черная козлиная шерсть! До самых подмышек! «В чем дело?» – спрашиваю Абдула Рахима. «У нас, – говорит, – как кто заболеет, всегда натягиваем на него козлиную шкуру. Тепло гонит в нее яд из тела».

Удивительно! Не пережиток ли это культа Пана? Может быть, косматый бог, изгнанный с равнин мечом Ислама, еще сохранил влияние среди горцев-кочевников?

Мы настолько устали, что когда пришли в Кауджан, то даже не хотели есть. Между тем Абдул Гхияз и его люди зарезали купленного ягненка и полтора часа варили в большом железном котле с солью, перцем, курдючным салом. Получился сплошной перец; впрочем, и он не мог перебить запаха сала, который казался нам невыносимым после такого дня: с половины пятого на ногах, сначала подъем на высоту пять тысяч метров, потом спуск до двух тысяч семисот. Желая доставить мне удовольствие (я скромно утаил, какие эмоции вызывает во мне курдюк), Абдул Гхияз порылся в общей миске, собрал самые жирные куски и подал мне. У меня не хватило сердца отвергать угощение, и я жевал сало, изображая крайний восторг. Но едва мои товарищи отвернулись, как я мгновенно сунул куски за пазуху, чтобы при случае избавиться от них.

Весь следующий день прошел в безделье, если не считать ремонта надувных матрацев и поглощения таблеток от поноса.

Я обнаружил в наших ящиках множество пузырьков с таблетками для дезинфицирования воды и торжественно поклялся, что отныне не выпью ни капли влаги, не обработав ее. Надо сказать, что это довольно нудное занятие, и в дальнейшем я представлял собой еще более странное зрелище, чем до сих пор, так как непрерывно размахивал бутылками с водой, которая никак не хотела растворять таблетки – твердые, как дробь, и значительно менее приятные на вкус, чем она. Правда, у нас были еще таблетки, якобы уничтожающие скверный привкус, но они почему-то не всегда помогали, и мне приходилось пить отныне какой-то хирургический раствор.