Жюль Верн - Таинственный остров (перевод Н. Немчиновой и А. Худадовой )

— По ведь термометр показывает пятьдесят восемь градусов (14° выше нуля по стоградусному термометру)! — заметил Гедеон Спилет.

Сайрес Смит смотрел на белую пелену молча, ибо не знал, чем объяснить, что снег выпал в такое время года и при такой тёплой погоде.

— Тысяча чертей! — воскликнул Пенкроф. — Все наши насаждения вымерзнут!

Моряк уже собрался спуститься вниз, но непоседа Юп опередил его.

Не успел орангутанг ступить на землю, как толстый пласт снега взвился вверх и рассыпался в воздухе бесчисленными хлопьями, на мгновение заслонив солнце.

— Птицы! — крикнул Герберт.

Действительно, то были стаи морских птиц с ослепительно белым оперением. Сотни тысяч птиц опустились на островок и на побережье, а теперь, взмыв в небо, исчезли вдали, на глазах у изумлённых колонистов, перед которыми, точно на сцене, зима неожиданно сменилась летом. К сожалению, всё произошло так внезапно, что Гедеону Спилету и Герберту не удалось подстрелить ни одной птицы. Так друзья и не узнали, к какой породе принадлежат эти пернатые и как они называются.

Спустя несколько дней, 26 марта, исполнилось два года с тех пор, как аэронавты, потерпевшие крушение, попали на остров Линкольна!

Прошло целых два года! Два года колонисты жили вдали от людей! Они не ведали о том, что творится в цивилизованном мире, и, попав на остров, затерянный среди океана, словно очутились на крошечном астероиде Солнечной системы.

Что сейчас происходит у них на родине? Их неотступно преследовала мысль о родной стране, стране, которую раздирала гражданская война в тот час, когда они её покидали, — может быть, мятеж южан заливает её потоками крови! Мысль эта наполняла их тревогой, и они часто беседовали о родине, не сомневаясь, однако, что правое дело северян восторжествует во славу Соединённых Штатов.

За эти два года ни один корабль не прошёл в виду острова, ни один парус не появился на горизонте. Очевидно, остров Линкольна находился в стороне от морских путей и о нём никто не знал, о чём свидетельствовали также и карты. Иначе источники пресной воды, бесспорно, привлекали бы сюда корабли, хоть на острове и не было удобной бухты.

Безбрежное море, расстилавшееся вокруг, было всегда пустынно, и колонисты знали, что никто не поможет им вернуться на родину, что надо рассчитывать только на самих себя. И всё же у них была единственная возможность спастись, о ней колонисты и говорили как-то в начале апреля, собравшись в зале Гранитного дворца.

Речь зашла об Америке, о родной стране, которую они почти не надеялись увидеть снова.

— Право же, у нас только одна возможность покинуть остров Линкольна, — сказал Гедеон Спилет, — надо построить корабль, чтобы пройти по морю несколько сот миль. Раз нам удалось построить бот, построим и корабль.

— И доберёмся до островов Туамоту, раз добрались до острова Табор, — подхватил Герберт.

— Я не против этого, — ответил Пенкроф, обладавший решающим голосом во всех вопросах, касавшихся мореплавания, — не против, хотя одно дело — проплыть большое расстояние, а другое — проплыть маленькое! Когда мы плыли на остров Табор, ветер играл нашим ботом, как щепкой, но мы знали, что берег недалёк, а тысяча двести миль — не малый путь: ведь до ближайшей земли не меньше!

— Неужели, Пенкроф, вы не отважитесь? — спросил журналист.

— Я-то на всё готов, мистер Спилет, — ответил моряк, — сами знаете, перед опасностью я не отступаю!

— Заметь-ка, Пенкроф, ведь у нас завёлся ещё один моряк, — вставил Наб.

— Кто же? — удивился Пенкроф.

— Айртон.

— Верно, — подтвердил Герберт.

— Если только он захочет отправиться с нами! — сказал Пенкроф.

— Что вы, Пенкроф! — воскликнул журналист. — уж не думаете ли вы, что если бы яхта Гленарвана пристала к острову Табор в те дни, когда Айртон жил там, он отказался бы уехать?

— Вы забываете, друзья, — заметил Сайрес Смит, — что разум у Айртона помутился только за последние годы. Но дело не в этом. Надо решить, можно ли рассчитывать, что шотландский корабль вернётся за Айртоном? Ведь Гленарван обещал возвратиться на остров Табор, когда сочтёт, что Айртон искупил свою вину, и я уверен, он сдержит своё слово.