Генрих Харрер - Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

15 января 1946 года мы начали свой последний переход. Из Толуна мы вышли в широкую долину реки Кьичу. Очередной поворот – и вдалеке засверкали золотые крыши Поталы! Зимняя резиденция Далай-ламы, знаменитый символ Лхасы! Значит, не зря были все наши страдания! Нам хотелось упасть на колени и, как паломникам, прикоснуться лбом к земле. От Кьирона мы прошли почти тысячу километров, движимые мечтой увидеть этот чудесный город. Мы были в пути семьдесят дней и только пять из них отдыхали. То есть в среднем мы проходили в день по пятнадцать километров. На преодоление Чантана нам потребовалось сорок пять дней – и все это время мы терпели невзгоды, боролись с голодом, холодом, противостояли опасностям. Но что это все значило теперь, когда перед нашими глазами вставали золотые шпили! Все страхи и мучения были забыты – еще десять километров, и мы достигнем великой цели!

Мы присели передохнуть около горы камней, которую паломники сложили в том месте, откуда впервые открывается вид на Священный город. Наш погонщик совершил молитву, ведь Лхаса для тибетцев – все равно что Рим для верующих католиков. Вскоре мы дошли до деревни Шиндонка, последней перед Лхасой. Наш погонщик отказался идти дальше, но нас уже ничто не могло остановить. Мы безо всякого стеснения отыскали пёнпо и заявили ему, что якобы составляем авангард одного очень высокопоставленного и могущественного иностранца и нам как можно быстрее нужно попасть в Лхасу, чтобы подготовить ему соответствующее статусу жилье. Пёнпо охотно нам поверил и тут же выделил осла с погонщиком. Даже спустя годы, вспоминая об этой истории, смеялись все – и лхасская знать, и министры. Ведь тибетцы очень гордятся своей системой, которая позволяет до минимума ограничить контакты с иностранцами. И то, как нам удалось ее обойти, казалось им не только заслуживающим уважения, но и забавным. И это было нам на руку, потому что в Лхасе любят посмеяться.

Последние десять километров мы прошли вместе с паломниками и караванами. По краям дороги то и дело попадались лотки со всякой снедью. Мы глаз не могли оторвать от яств, которых нам так давно не доводилось пробовать: тут были и сладости, и белые булочки, и жареные пирожки… Но денег у нас не осталось – последние наши полторы рупии причитались погонщику.

И вот мы уже стали различать достопримечательности города, о которых столько с восхищением читали в книгах и которые так долго мечтали увидеть собственными глазами. Там – гора Чагпори, на которой расположена одна из двух знаменитых школ медицины. А вот перед нами Дрепун, самый большой монастырь в мире, в котором живет около десяти тысяч монахов. Это настоящий город со множеством каменных зданий и сотнями позолоченных крыш над храмами. До монастыря оставалось еще километра два, так что мы любовались им целый час. Чуть ниже располагаются террасы монастыря Нэчун, где на протяжении тысяч лет происходит главное чудо Тибета. Здесь обитает воплощение буддийского божества-защитника [29] Оракул- кутэн ( тиб . sku rten), тело которого считается «опорой для божества», не является воплощением божества, но, согласно представлениям тибетцев, божество может входить в тело оракула и пророчествовать его устами. – Примеч. ред . и таинственный оракул вершит историю страны, ведь правительство обращается к нему за советом всякий раз перед принятием важного решения. Осталось восемь километров. Каждый шаг приносит новые впечатления. Вот широкие, заботливо ухоженные пастбища, обсаженные начинающими зеленеть ивами, – там пасутся кони Далай-ламы.

Вот мы долго, с час, шли вдоль длинной каменной стены – за ней, как нам сказали, находится знаменитый Летний дворец Божественного Правителя страны. Потом показалось окруженное ивами здание представительства Великобритании, оно расположено за границей города. Наш погонщик свернул к этому зданию – ему казалось само собой разумеющимся, что нам нужно именно туда, и нам стоило некоторых усилий уговорить его продолжить путь. На самом деле мы и сами на секунду задумались, не обратиться ли к англичанам – так истосковались мы по цивилизации и по общению с европейцами. Но воспоминания о лагере для интернированных остановили нас. Да и куда логичнее, находясь в Тибете, просить принять нас самих тибетцев.

Мы никак не могли понять, почему нас не останавливают, почему никто не обращает на нас внимания. А ведь тут то и дело можно было увидеть какого-нибудь наездника в богатых одеждах и на прекрасном скакуне, совсем не похожем на маленьких лошадок Западного Тибета. Скоро мы разгадали эту загадку: даже если в нас узнавали европейцев, мы ни у кого не вызывали подозрений, потому что еще никогда никто не добирался сюда, не имея на то разрешения.