Генрих Харрер - Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

Конюхи Далай-ламы составляют отдельную гильдию. У них дурная слава, и во всем городе их побаиваются, чем они беззастенчиво пользуются. Куда они ни приедут, требуют щедрого угощения, что частенько оканчивается попойкой. В общем, с ними обращаются осторожно, даже в домах самых знатных людей их вежливо принимают, потому что в истории Тибета известно много случаев, когда какой-нибудь слуга, став фаворитом Далай-ламы, получал богатство и власть. Последний такой пример – Кюнпе-ла, бывший помощник садовника, с которым я совершенно случайно прожил год в одном доме. Он ребенком попал в Норбу Линка и приглянулся Далай-ламе XIII тем, что принял небольшой несчастный случай очень близко к сердцу. У него выпал и разбился цветочный горшок, из-за чего паренек решил наложить на себя руки. С большим трудом монахи удержали его от этого и доложили о происшествии Далай-ламе. Тот был настолько тронут услышанным, что приказал позвать к себе мальчика, поговорил с ним, определил на более высокую должность и с тех пор больше не терял его из виду. Правитель не ошибся в Кюнпе-ла: это был действительно умный и открытый мальчик, который вскоре стал ценным помощником при претворении в жизнь реформаторских идей Далай-ламы. Так он все больше выходил на первый план и постепенно вытеснил прежнего фаворита, Царона. До самой смерти правителя Кюнпе-ла был самым влиятельным человеком при нем, хотя так и не получил ни высокой должности, ни титула. Умение окружать себя правильными людьми было одним из несомненных достоинств этого мудрого правителя.

Когда Далай-лама XIII умер, Национальное собрание обвинило фаворита Кюнпе-ла в том, что он имеет некое отношение к ранней смерти своего господина. Скромное возражение Кюнпе-ла отчасти подействовало: он назвал себя последним, кого можно заподозрить в таком деле, поскольку, даже если предположить, что он совсем не любил своего господина, тот факт, что со смертью Далай-ламы его карьера окончена, не подлежит сомнению. И все-таки Кюнпе-ла лишили имущества и изгнали из города. После этого он еще много лет прожил в маленькой деревеньке в южной провинции Конпо. Потом, не в силах больше выносить безделье, он бежал в Индию и только во время моего пребывания в Лхасе получил от регента помилование. Мне посчастливилось с этим человеком познакомиться. Я высоко ценил его и не раз сожалел, что ему не удалось провести в жизнь больше прогрессивных идей. Ведь именно он за двадцать лет до нашего знакомства создал монетный двор и модернизировал армию.

Размышляя обо всем этом, я медленно ехал в сторону дома. Недалеко от города со мной поравнялся взволнованный солдат личной охраны и сказал, что меня уже повсюду ищут и что я должен срочно возвратиться в Драгоценный парк. Моя первая мысль была о поломке кинопроектора, ведь я не мог даже предположить, что тогда еще несовершеннолетний владыка решил нарушить традиции и призвать меня к себе. Я тут же развернулся и скоро снова очутился у Норбу Линка, где теперь все было тихо и спокойно. У ворот желтой стены уже ждали несколько монахов и, завидев меня, стали энергично махать руками, указывая на вход во внутренний сад. Хотя я множество раз проходил через эти ворота во время строительства, в этот раз ощущение у меня было совсем другое. Навстречу вышел Лобсан Самтэн, что-то шепнул и сунул мне в руки белый хадак . Теперь сомнений не оставалось: его брат желает меня видеть.

Я направился прямиком к проекционному залу, но, прежде чем успел туда войти, дверь распахнулась, и на пороге появился Живой Будда. Несмотря на удивление, я сообразил низко поклониться и вручить ему шарф. Он сам взял его в левую руку, а правой благословил меня порывистым жестом. Это было не церемониальное возложение рук, а скорее, выражение чувств мальчика, у которого исполнилось давнее желание и он не может сдержать эмоций. В зале, склонив головы, ждали трое личных наставников Божественного Правителя. Всех троих я хорошо знал и поэтому не мог не заметить, как холодно в этот раз они ответили на мое приветствие. Понятно, что они были крайне недовольны моим вторжением в их вотчину, но никогда бы не отважились открыто воспротивиться желанию Далай-ламы.

Юный правитель, наоборот, был в прекрасном расположении духа. Широко улыбаясь, он засыпал меня вопросами. Он выглядел как человек, много лет в одиночестве размышлявший над разнообразными проблемами и теперь наконец получивший возможность поговорить с кем-то, кто, может быть, способен разом разрешить все сомнения. Он даже не дал мне времени подумать над ответами, а сразу же подвел меня к проектору, чтобы я зарядил пленку, которую он так давно хотел посмотреть. Это был документальный фильм о капитуляции Японии. Наставников Далай-лама отослал в зрительный зал – они должны были изображать публику.