Генрих Харрер - Семь лет в Тибете. Моя жизнь при дворе Далай-ламы

Вечером Цуглакхан наполняется верующими, к святая святых храма выстраивается длинная очередь: подходя к статуе Будды, каждый смиренно прикасается к ней лбом и оставляет небольшое подношение. Потом складывает ладони лодочкой, и монах наливает в них святую воду, слегка подкрашенную шафраном. Половину этой воды полагалось выпить, а другой – окропить себе голову.

Многие монахи проводят в храме долгое время, потому что они обязаны заботиться о тамошних сокровищах под руководством высокопоставленного чиновника и наполнять маслом светильники.

Однажды предпринималась попытка провести в храм электричество, чтобы лучше осветить темные коридоры и святилища. Но из-за короткого замыкания произошел небольшой пожар, после которого уволили всех, кто участвовал в этих работах, а об искусственном освещении и слышать больше не хотели.

Перед входом в храм лежат каменные плиты. Они истерты до зеркального блеска и имеют множество небольших углублений. Уже тысячу лет верующие падают тут ниц, выражая свое почтение божествам. Видя эти углубления в камне и преданность на лицах людей, легко понять, почему христианские миссионеры не смогли пустить здесь корни. Вполне можно себе представить, как какому-нибудь ламе из Дрепуна, который пытался бы обратить в буддизм католиков, также с сознанием собственного бессилия пришлось бы покинуть Ватикан – ведь основа обеих этих религий – блаженство после смерти. У них много общего: они проповедуют смирение в этой жизни, и как буддист падает наземь перед изображениями божества, так и католик поднимается по ступеням Святой лестницы в Риме непременно на коленях. Но есть и огромное отличие: здесь цивилизация не заставляет людей суетиться с утра до ночи, здесь есть время на то, чтобы спокойно размышлять на религиозные темы, погрузиться в себя. Церковь занимает огромное место в жизни каждого человека, как это было и у нас несколько столетий назад.

Как и у нас, площадка перед дверями храма облюбована нищими. Здесь они тоже прекрасно понимают, что перед лицом бога человек становится особенно задумчив и сострадателен. Но, как и везде, попрошайничество обезображивает людей. Когда я строил дамбу, правительство предприняло попытку привлечь к работам здоровых представителей бездельничающей братии. Из более чем тысячи лхасских попрошаек было выбрано семьсот работоспособных человек. Их попытались заставить трудиться, обеспечив питанием и зарплатой. На следующий день на стройку явилась только половина новоиспеченных рабочих, а еще через пару дней они испарились все. Так что эта затея с треском провалилась. Вовсе не отсутствие возможности заработать на жизнь и нужда заставляют этих людей побираться, и в большинстве случаев даже не физическая немощь, а лень. Тем более что в Тибете можно неплохо жить на подаяние. Попрошаек никто не гонит с порога. И даже если побирушке подадут только немного цампы и мелкую медную монетку, то за пару часов все равно удастся обеспечить себе дневное пропитание – а большего ведь им и не требуется. Собрав свою дневную норму, они садятся под стену, преспокойно дремлют на солнышке и наслаждаются жизнью. Под вечер играют в кости, а ближе к ночи выбирают себе закрытый от ветра уголок какого-нибудь двора или укромное местечко на улице и заворачиваются в овчинные тулупы.

Многие из попрошаек имеют какие-нибудь отвратительные болезни или увечья, которые вызывают сочувствие, из чего стараются извлечь выгоду. Действительные и мнимые болячки выставляют напоказ, чтобы получать более щедрое подаяние.

На подъездных дорогах к городу тоже толпами бродят попрошайки. Здесь дело у них идет совсем не плохо, потому что движение на этих дорогах оживленное и почти каждый паломник, торговец или аристократ, направляется он в город или из него, бросает беднякам пару монет. Не раз мне самому, когда я встречал друзей из Индии или провожал их в путь, приходилось наблюдать сцены, которые разыгрываются при этом между нищими.

Теперь я расскажу об одном из самых милых и достойных описания обычаев, какие я когда-либо встречал. Встреча и проводы гостя составляют обязательную часть тибетского гостеприимства. Когда кто-нибудь отправляется в путь, его друзья часто ставят шатер чуть ли не в десяти километрах от города и ждут там уезжающего с прощальным обедом. Только потом можно двигаться дальше – с горой белых шарфов и множеством самых добрых пожеланий. По возвращении из путешествия церемония повторяется. А если у человека много друзей, часто бывает, что его торжественно приветствуют в нескольких местах. Нередко возвращающийся уже ранним утром видит вдали Поталу, но по дороге к городу его ждут один за другим несколько шатров и несколько радостных приемов, так что в город он въезжает только вечером, а скромный караван превращается в пышную процессию, ведь к нему присоединяются все друзья со своими слугами. Путник возвращается домой счастливым: здесь его не забыли!