Вскоре домов становится больше, виллы уступают место многоэтажным домам и административным постройкам. Видны суда, портовые краны. А вот и гранитная набережная. На ней стоят люди и бросают в полыньи хлеб: тысячи чаек мечутся над водой, падают в нее, дерутся из-за каждой корки. Суровая, необычная зима стоит в этом году, и птицы голодают.
От ярко раскрашенного причала с большой светящейся надписью «Благодарим вас за посещение Дании» отваливает сверкающее стеклом и белым металлом не совсем обычное судно — короткое, широкое, с громадным залом посредине. Зал ярко освещен, и нам хорошо видно, что в нем стоят легковые автомобили и небольшие автобусы. Это теплоход-паром. Через каждые полчаса такие паромы отходят от датского берега или пришвартовываются к нему, вплывая в специальные туннели, из которых автомобили, сгруженные с парома, выезжают прямо на одну из площадей города. Паромы курсируют по строгому расписанию между шведским и датским берегами, и их опасаются капитаны всех судов: паром мчится напрямик, не уступая никому дороги, лишь сердитыми гудками предупреждая всех о своем приближении.
Паром проносится мимо, расшвыривая со своего пути льдины, а мы, несколько сбавив ход, чтобы уступить ему путь, отстаем от нашего «Орландера». Тот врезается в новое ледяное поле и с каждой минутой уходит от нас все дальше и дальше.
Вечереет. В быстро наступающей темноте мы теряем дорожку, пробитую во льду серым «Орландером», и вскоре застреваем. Рядом с нами стоят вмерзшие в лед еще десять польских и немецких траулеров. На них, как видно, люди примирились с участью — ждут утра. Утром, наверное, придет спасательный буксир и разобьет, разрушит белое поле. А пока на одном из траулеров пиликает губная гармошка, двигатели молчат, отдыхая от схватки со льдом.
Пришел капитан. Он несколько часов отдохнул и немного посвежел… Походил по рубке, вышел на крыло мостика, долго смотрел на лед, обдумывая что-то, невесело хмыкнул: вот ведь история, опять завязли… Где-то там, севернее, пробивает лед советским судам спасательный буксир «Гермес». Сюда он сможет вернуться к обеду следующего дня. Опять потеря времени, простой. Собственно говоря, что в этом особенного? Вон ведь, стоят теплоходы… гармошка играет. Ничего не поделаешь — стихия! Против нее не пойдешь. Вмерзли — и точка: жди буксира. А пока можно картину прокрутить, например «Самогонщики». Это же такая штучка, что живот от смеха болеть начинает… Или в шахматишки сгонять… А завтра придет буксир — и потащились за ним потихонечку.
Но нет, время не ждет. И так скорость во льдах ни к черту. И пускай на других судах пиликает гармошка, люди смотрят фильмы, играют в шахматы. Нам нужно идти.
— Давай потихоньку назад, Виктор Александрович, — говорит он вахтенному штурману, — а потом разгончик и вперед… Будем пробиваться.
Малый назад… Колотый, мелкий лед, прихваченный вечерним заморозком, густ, как круто сваренная каша. Он сердито шипит и неохотно пропускает корму. Десять метров назад… двадцать… еще пяток. Теперь — вперед! Разрезая ледяной пудинг, теплоход бросается вперед, наскакивает на толстую ноздреватую льдину, подминает ее под себя, давит. Льдина всхлипывает, кряхтит и звонко лопается. Появляются длинные черные трещины. Со скрежетом обломки льдины теснятся к корпусу судна, сдирают своими острыми краями краску.
— Неплохо! — говорит капитан. — А ну-ка, повторим!..
И снова тот же маневр: назад… разбег… бросок на ледяное поле. На стоящих рядом судах смолкла гармошка. На палубе появились плечистые люди в свитерах и цветных шерстяных колпаках. Они наблюдают за нами, смеются, что-то кричат. А «Олекма» упрямо бьет, давит, режет форштевнем льды. И вскоре черные коробки «норвежцев» остаются позади. А потом мы увидели, что один из вмерзших в лед траулеров зашевелился, застучал двигателем и неуверенно двинулся вслед за нами.
Да, труд наш не пропал даром: через несколько часов «Олекма», вырвавшись из ледяных тисков, нащупала в темноте дорогу, оставленную «Орландером», прибавила ход и благополучно миновала Зунд, а затем и другие датские проливы: Каттегат и Скагеррак.
Северное море удивительно тихо и спокойно: волнение полтора-два балла, чуть заметный ветерок гонит лохматые клочья тумана и дружески подталкивает судно в корму. Я поднимаюсь на верхний мостик и, спрятав нос в меховую шапку, с подозрением вглядываюсь в светло-зеленые, такие миролюбивые и добродушные сейчас волны. Просто не верится, что в эту зимнюю пору Северное море способно быть таким тихим и кротким. Проходит день, сутки — море все такое же спокойное. Как видно, старик Нептун, изо дня в день раскачивающий его штормами и бурями, утомился и успокоился, прикорнув где-нибудь в уютном уголке между осклизлыми валунами в зеленой морской глубине. Ну что ж, спи, старикан, отдыхай, а «Олекма» пересечет Северное море… Мы идем по нему хорошим ходом с северо-востока на юго-запад, торопимся к Ла-Маншу…
Читать дальше