Аркадий Фидлер - Горячее селение Амбинанитело

— Вот это мило! Надо вспомнить все, о чем мы говорили.

— Да в общем ничего особенного. Один только раз, помните, когда приезжал врач Ранакомбе, у нас была интересная беседа о будущем Мадагаскара.

— И Марово подслушал?

— Думаю, да. Но не обращайте на это внимания. Найдем способ заставить его молчать.

— Террор?

— Зачем! Поговорим с ним так, что он наверняка образумится.

— Почему же вы раньше не предупредили? — вырвалось у меня.

— Только в последние дни мы убедились в этом. Пока все пусть будет по-прежнему, повар должен у вас работать.

Когда я остался один, мною овладели приходившие уже раньше мысли: события втягивают меня во все более узкий и сложный круг дел деревни, той деревни, жизнь которой казалась мне в начале приезда сонной, идиллической, невинной и лишенной волнений.

Прошло не больше двух часов после нашего разговора, и в девять часов утра примерно мы услышали приглушенный шум моторов на главной дороге. Два грузовика, нагруженные солдатами и местной полицией — garde indigene, — въехали во двор между хижиной Раяоны и моей. Машины еще не остановились, а приехавшие уже соскочили на ходу, держа винтовки на изготовку. Небольшими группами они разбежались по всей деревне, словно по намеченному заранее плану. Операцией руководит молодой, порывистый подпоручик, француз с продолговатым лицом и тонкими черными усиками. Он — сердитый, властный и все время подпрыгивает.

Вместе с солдатами вернулся Раяона. Вскоре стало известно, что с ним произошло. Утром староста отправился в сторону Мароанцетры, но за местностью Анкофа встретился с отрядом, мчавшимся в Амбинанитело. Подпоручик, узнав, кто он такой, велел Раяоне пересесть на грузовик и ехать вместе с ними. Теперь он держит шефа кантона при себе и требует сведений о жителях и о расположении деревни.

Оказывается, солдаты, приехавшие на грузовиках, только часть отряда. Другие сошли, не доезжая Амбинанитело, и осторожно, чтобы никто из жителей не увидел их, побежали вдоль опушки леса. Здесь они заняли удобные позиции и окружили со всех сторон рисовые поля и деревню, расположенную в центре. Деревня взята в широкое плотное кольцо, и никто из Амбинанитело не может выбраться. Селение и не заметило, как оказалось в западне.

Двор старосты заполняется жителями деревни. Все мужчины и юноши свыше шестнадцати лет должны дать показания; женщинам не разрешено покидать своих хижин. Солдаты ужасно грубы с населением. Подгоняют прикладами, пинками, орут на них без всякого повода. Отряд состоит из сенегальцев, командует им тоже сенегалец, громадный капрал, правая рука подпоручика. Он — олицетворение животной грубости. Постоянно придумывает, чем бы досадить людям, и бросается на всех, как дикий зверь.

Подпоручик занял дом старосты и оттуда командует. Я пока не выхожу из своей хижины, чтобы не напороться на неприятности со стороны рассвирепевших солдат. Богдан тоже сидит у себя. Веломоди приносит вести, что делается у старосты и в деревне. Ей, как и всем остальным женщинам, не разрешено выходить из хижины, но на нашем дворе полно мальгашей, и Веломоди вполголоса разговаривает с ними.

Деревню обвиняют в том, что она укрывает бежавших из тюрьмы в Анталахе рабочих. Поэтому всех мужчин собрали во дворе старосты, и в присутствии офицера и шефа кантона они должны удостоверить свою личность. Допрошенным не разрешается покидать двор. И они, подавленные, терпеливо стоят на солнцепеке. Со всех сторон торчат штыки направленных на них винтовок.

Одновременно солдаты перетряхивают каждую хижину и прочесывают все рощи в поисках беглецов.

Вдруг со двора доносится громкий, грубый окрик:

— Эй, там, в хижине!

Выглядываю. Капрал-сенегалец стоит внизу, у ступенек. Увидев меня, делает повелительный жест рукой в сторону канцелярии и кричит:

— К поручику! Немедленно!

Он так уверен в послушании, что, не дожидаясь результатов окрика, повернулся и зашагал обратно. Вызывающе гордо несет он свою громадную фигуру гладиатора. Находящихся неподалеку мальгашей очень удивляет такая неучтивость по отношению к вазахе.

Еще при появлении отряда в деревне я дал себе слово избегать всего, что могло бы спровоцировать солдат. Но грубость капрала перешла всякие границы, и я решил ради своей же защиты и чтобы не стать посмешищем, не слушать его приказания.

Прошло несколько минут, и я снова услыхал шаги, теперь на ступеньках. Капрал громко постучал и тут же резко открыл дверь.