Григорий Федосеев: Поиск

Настигнутые пожаром животные метались по сторонам, обезумев от страха.

Языки высокого пламени ловили в воздухе птиц я возвращали их на землю обугленными комочками.

Люди видели — спасаясь от огня, бежала лосиха с двумя лосятами; охваченные ужасом, пронеслись сокжои; бежал медвежонок, потерявший мать; скакали ошалевшие белки… Страх перед стихией сделал всех равными — и хищников, и их жертв.

Пламя стороной обошло людей, прорвалось вперед, преградило путь. Огонь настигал. Уже дымилась одежда. На оленях тлели тюки.

Харьков решил любой ценой пробиться к озеру. Иначе — гибель. И его властные команды врезались в гул пожара.

Озеро!

Еще одно невероятное усилие, несколько рывков, и огонь отстал. Люди ввалились в воду, тушили тюки, радовались, как дети, выигравшие состязание у сверстников. Но радость была короткой.

— Таня, где мой бумажник? — спросил Борис, ощупывая пустые карманы.

— Наверное, на рояле остался.

— Брось, не до шуток сейчас…

— Братцы, пояс с ножом никто не видел? Он в спальнике был, — кричал Абельдин.

— Там и ищи!

— А спальник где?

Молчание…

Потеряли пять оленей. В огне погибла часть снаряжения.

Сквозь рассеивающийся дым скупо сочился рассвет…

Кто знает, как попал на равнину огонь… Таился ли он годами в толще торфяных пластов, под влажным растительным покровом, а после затяжной засухи вырвался наружу и окреп, или его где-то далеко зажгла молния, и пошел он на мари внезапным ураганом?…

Пожар, укатываясь на север, продолжал бушевать. Вместе с травами, с зарослями голубики, с бесценным ягелем — гибла звериная и птичья молодь. Живые мари превращались в безжизненную пустыню. На местности не осталось ни примет, ни ориентиров, а вместо густых перелесков торчали редкие обгоревшие остовы деревьев. И все было прикрыто едким дымом, сквозь который едва заметно маячил кровавый диск солнца.

Виктор Тимофеевич спросил проводника:

— Как думаешь, Топко, тут переждем пожар или пойдем куда?

— Борони бог, тут остаться! Ягель сгорел, олень сразу подохнет.

— Куда же идти? Посмотри, горит все кругом!

Топко поднялся на ноги. Долго оглядывал равнину.

Дымились кочки, тлел торф, горел колодник. Справа за густым ерником протяжно стонал олень.

Старый проводник поцарапал редкую бороденку, что-то прикинул в уме, сказал твердо:

— Так пойдем, — и он решительно ткнул кривым пальцем в сторону запада…

Главной заботой были олени. Остаться без оленей вдали от населенных мест, на обгоревшей, мертвой земле, значит — погибнуть. Надо было двигаться, бежать немедленно, пока олени могут еще идти с грузом. Бежать и искать нетронутую огнем землю, корм и спасение для животных.

Быстро завьючили оленей. Всех томила и страшила неизвестность. Надеялись на Топко и Тиманчика, на их чутье и богатый опыт таежной походной жизни.

Огонь проел в торфе глубокие ямы. Животные часто проваливались в эти ловушки, быстро теряли силы. Путь казался бесконечным. Топко часто выходил на возвышенности, устало опершись на посох, вглядывался слезящимися глазами в черную равнину. Ни единой зеленой полоски, ни единого клочка живой земли. Огонь уничтожил все. Только кое-где, как призраки, виднелись обугленные лиственницы, уставившие в дымное небо черные обгоревшие свои вершины.

Бесконечно долгим показался людям этот день!

Только под вечер, когда сумрак начал смешиваться с дымным воздухом, отряд наткнулся на небольшой перелесок, отгороженный от пожарища узенькой полоской болота, затянутого троелистом. Обрадовались невероятно. На этом клочке земли, площадью с гектар, люди нашли приют, все необходимое для передышки, а олени — немного ягеля.

Перелесок казался безжизненным — ни зверя, ни птицы, ни комаров. И только ночью, когда отряд тяжело спал у затухшего костра, на мари долго ревела медведица да на заре подходили к перелеску голодные сохатые.

Утро не принесло облегчения.

Огонь вокруг их острова доедал колодник, уходил в торфяные пласты и снова прорывался наружу. Отряд вынужден был отсиживаться в перелеске. Только хороший дождь мог затушить пожар и немного облегчить участь отряда. Но небо оставалось безучастным в беде земли.

После первой же ночи не осталось ни ягеля, ни листвы на кустах. Измученные, пораненные животные голодали и уже не отходили от стоянки.

На третий день пал первый олень. Остальные так ослабли, что не могли уже идти под грузом. Люди впервые со всей остротой почувствовали, как далеко они находятся от жилья.