Александр Харитановский - Человек с Железным оленем

Радиостанции имелись лишь на Югорском Шаре, Вайгаче, в поселке Морресале, на полуострове Ямал и на Диксоне. А далее до Уэлена на всем огромном пространстве Северо-Восточной Азии – ничего. Только через два года прошел в одну навигацию сквозным рейсом этот путь ледокольный пароход «Сибиряков».

Но если береговая арктическая полоса все же проведена довольно правильно, то карты материкового Заполярья мало чем отличались от карт, составленных еще Великой сибирской экспедицией XVIII века. Всего два года прошло с тех пор, как геолог С. В. Обручев открыл в Якутии одну из величайших горных цепей, назвав ее хребтом Черского…

Так плохо в те годы знали Северный край. И по нему в одиночку собирался двигаться Травин.

– Это какое-то безумство, – ворчал медик, бинтуя кровоточащие пальцы велосипедиста.

«…Сегодня к нам прибыл путешественник на велосипеде Глеб Травин, – отстукивал на морзянке радист. – У него обморожены обе ноги. Оказана первая помощь…»

Путешественник проспал сутки.

И снова расспросы. Особенно любопытствовал врач.

– Ну хорошо. Вы за полтора года проехали сорок пять тысяч километров. Пробились даже через Лапландию до Архангельска. Но далее-то как? Ведь в Заполярье ни трактов, ни караванных троп. Бездорожье, помноженное на холод, пурги и еще черт знает на что…

Врач говорил тоном запальчивого спорщика. Чувствовалось, что его возмущала сама манера Травина рассказывать о путешествии очень спокойно, без смакования подробностей, обычно столь милого интеллигентному нервному человеку.

– Как далее? – повторил вопрос Глеб и улыбнулся. Ему вспомнился другой медик, приехавший в Мурманск из соседнего старинного городка Колы, чтобы проверить легенду: по Карелии, мол, едет голый человек с железным обручем на голове, не боится ни болот, ни чащоб, ни лесного зверя…

Врач из Колы пожелал лично взглянуть на феномена. Знакомство состоялось прямо на улице, на снегу. Велосипедист в куртке, трусах, с неизменной двухколесной машиной и маленький толстый доктор в фуражке с огромным козырьком завязали оживленную беседу. Так их и заснял подвернувшийся фотограф.

Доктор проявил настойчивость и с согласия Травина тщательно обследовал его. В заключение удовлетворенно хмыкнул:

– Вас, батенька, на два века хватит. Благословляю во славу русского характера. Как говорится, ни пуха ни пера!

Но и об этой встрече Травин сейчас умолчал. Он достал записную книжку, полистал ее помятые, а местами обожженные страницы и захлопнул.

– Бот здесь все… Подробно, начиная от Мурманска..

…В Мурманск Травин прибыл 20 ноября 1929 года. Дальше по берегу в Архангельск. Зима на Кольском берегу много теплее сибирской. Да и полярная ночь, начавшаяся в конце ноября, далека от того, что он представлял по многочисленным описаниям: туманные сумерки, а в полдень и вовсе светло. Необычны только сполохи северного сияния.

Море, подогретое Гольфстримом, дышало сыростью. Льды в этом краю, чувствовавшие себя в гостях даже зимой, жались в устьях речушек. Снег на самом берегу тоже не держится: сбит прибойной волной, изъеден моросями, сдут ветрами. Сугробы только в тундре, в заветренных местах, в расщелинах, а рядом голый обледенелый гранит.

Пустынно. Тресковый сезон кончился, рыбацкие станы с соляными складами, бараками, пристанями и небольшими рыбозаводами пустовали. На берегах сушились корбасы.

Прибрежные скалы, высокие и обрывистые. Кое-где срезанные мысы или отмели – егры. Чем восточнее, тем ниже. Пологий берег Беломорского горла так слит со льдом, что отличить, где море, где суша, можно лишь по торосам. До противоположной стороны горла каких-то пятьдесят километров. Но бугристый припай, постепенно нараставший с обеих сторон, еще не сошелся: в середине пролива зияли трещины н полыньи. Прежде чем сделать очередной шаг, приходилось прощупывать снег и осторожно перебираться по качающимся под ногами льдинам…

Появление Травина на заснеженной набережной Архангельска вызывало всеобщее удивление. Он катил вдоль Северной Двины, минуя лесопильные заводы, штабеля бревен. Улицы пересечены множеством коротких переулков. Дома деревянные, из северной сосны. По улице Павлина Виноградова – главной магистрали города – звенели трамваи. «Смотри-ка, наоборот ходят», – удивлялся Глеб левостороннему, на английский манер, движению транспорта.

У трехэтажного дома с колоннами большой памятник.

«Михаил Васильевич Ломоносов», – прочитал Глеб. Он смотрел на усыпанную снегом скульптуру великого русского северянина.