Алексей Аджубей - «Серебряная кошка», или путешествие по Америке

Есть в этой песенке и еще некоторые строфы. Но поскольку они написаны в полемически-задорном тоне, вступает в свои права «черная кошка».

Только когда все кончилось, стало ясно, что мы попали в серьезный ураган. Было даже выбито несколько рам в салоне первого класса и ранены пассажиры. Кингсбери Смит – известный американский журналист – поспешил передать «сенсационную» новость на берег. Но радиосвязь прервалась, как только он начал диктовать заметочку: капитан попросил его не волновать людей на берегу и прервал разговор. Эти подробности мы узнали впоследствии из американских газет, так как члены команды решили не беспокоить пассажиров. И хотя «Иль де Франс» двое суток мяло, швыряло, разворачивало и трясло, все говорили, что это только «чуть штормит».

Капитан Жан Камилья в эти часы бури любезно принимал нас у себя в каюте, повел на мостик, рассказывал об истории судна. Он сказал, что «Иль де Франс» называют счастливчиком. Пакетбот плавает вот уже двадцать восемь лет и ни разу не был вынужден спускать свои спасательные шлюпки, согласно аварийным правилам. Эти правила во время бури мы изучили весьма основательно.

Но вот шторм стих. Еще сутки ходу по чистой воде – и вдали показался американский материк. Прошли меж двух плавающих американских флагов, миновали один за другим десятки различных маяков и маячков. И рядом с нами сначала в пятистах, затем в двухстах, а потом уже и в ста метрах вздыбились небоскребы, «поплыли» улицы Нью-Йорка.

Медленно и осторожно, будто на ощупь, шел «Иль де Франс» к берегу. К сожалению, статую Свободы нам не удалось увидеть. Иммиграционные власти, представители государственного департамента и полицейские повели нас куда-то вглубь пакетбота совершать формальности. Мы прощаемся с нашими попутчиками и вступаем на землю Америки.

Итак, мы в Америке. Отныне с нами следуют г-да Френк Клукхон, Эдмунд Глен и Эндрю Чихачев.

Все трое представились нам еще на пакетботе, и не скажу, чтобы у них были очень любезные выражения лиц. Френк Клукхон – худой, высокий человек в коричневом макинтоше, бежевой старой шляпе с фасонистым витым шнурком на ней вместо ленты. Под глазами у Френка большие болезненные синяки, отчего он выглядит еще мрачнее. Френк заявил, что он не говорит по-русски, и всю дорогу старательно доказывал это. Глен – противоположность Клукхону, во всяком случае внешне. Коротенький, толстый, с обвислыми жирными щеками, несмотря на то, что ему не более сорока двух – сорока трех лет. Он говорит по-русски, правда очень скверно, еле подыскивая нужные слова. Эндрю Чихачев – попросту говоря, Андрей Федорович – переводчик. Совсем уже старый человек, белоэмигрант, в прошлом британский подданный, а ныне сотрудник государственного департамента США. Больше месяца проведем мы вместе с этими господами. Государственный департамент уполномочил их опекать советских журналистов. Ну что ж, пусть опекают: мы гости, а, как известно, в чужой монастырь не ходят со своим уставом.

Нью-Йорк встретил нас первым интервью:

– Жив ли «дух Женевы»?

Десятка полтора журналистов ждали ответа. Когда Борис Полевой от имени делегации сказал, что «дух Женевы» согревает сердца всех простых людей мира», журналисты улыбнулись. Вечером в газетах мы прочитали известие о нашем прибытии. Между строками заметок сквозила мысль:

«Они утверждают, что Женева еще не забыта, хотя ясно, что в нее уже мало кто верит».

Нас несколько удивил этот тон сообщений: газеты были на значительном расстоянии от истины.

Часа три в здании порта мы ждали багаж. Чемоданы беспрерывной лентой плыли по нескольким транспортерам с борта судна. Когда чья-нибудь поклажа задерживала работу грузчиков, они подбрасывали ее на транспортере, и та катилась, кувыркалась, гремела с двадцатиметровой высоты вниз, а у пассажиров в это время замирали сердца.

Сознаюсь, и мы с тревогой поглядывали на ленты транспортеров. Наконец появилась поклажа нашей семерки. Быстро уложили чемоданы в такси и двинулись в город. Эти первые часы пребывания в Нью-Йорке запомнились с особенной силой.

Когда приезжаешь в чужой далекий город, где живет народ со своим языком, своей культурой, привычками, манерой, прежде всего хочешь познакомиться с человеком, с гражданином города. Нью-Йорк не разрешает тебе этого. В нем главное он сам, его дома «невозможной высоты», поток разноцветных машин и крики со всех крыш, фасадов и углов: «Купи, купи, купи!» – так требуют рекламы. Собственно в Нью-Йорке живет более восьми миллионов человек, в ближайших окрестностях еще пять миллионов. Мне рассказывали, что если ньюйоркцы встанут в две шеренги, они перечеркнут Соединенные Штаты от края и до края. Думается, если вытянуть в одну линию лампочки и светящиеся трубки реклам города, они покроют все меридианы и параллели земного шара.