Уильям Малвихилл - Пески Калахари

Постояв несколько мгновений, Гриммельман с нетерпением посмотрел на своих спутников и, опираясь на тяжелую трость, первым зашагал по направлению к маячащим вдалеке горам. Не было почти никаких шансов, что за горами могло что-нибудь оказаться: например, шахтерский поселок или линия железной дороги. Но, может быть, там есть родник. Или им улыбнется счастье, и они встретят бушменов [2] Бушмены — древнее коренное население Южной Африки. Живут в пустынях Калахари, Намиб и смежных районах. Говорят на бушменских и других местных языках, для которых характерно наличие щелкающих звуков. Ведут жизнь бродячих охотников и собирателей дикорастущих плодов , горных дамаров [3] Дамара горные — африканские племена, близкие к готтентотской группе; проживают в Юго-Западной Африке; говорят на одном из готтентотских языков. Занимаются скотоводством и земледелием , а, может, даже старых добрых немецких фермеров-овцеводов.

Один за другим двинулись они за Гриммельманом. Первой бодро и уверенно шла Грэйс Монктон. За ней — О'Брайен, сильный и волевой. На плечах у него лежал огромный тюк, в руке — ружье. Далее торопливо шагал Джеферсон Смит.

Стюрдевант стоял, не отрывая глаз от обломков своего самолета. Все уже ушли, кроме Майка Бэйна, который еще копался в вещах, оставленных в кабине. Хорошая это была машина, и вот ее уже нет, как нет и тех других, на которых он летал в войну. Самолета нет, Детьенс умер, и ни одна живая душа в мире не знает, где они сейчас. Трудно было уходить, ведь машина — последнее, что у него оставалось. И вот она разбита, а вокруг простирается древняя пустыня. Он поднял две канистры с водой и двинулся вслед за остальными.

Майк Бэйн видел, как уходил Стюрдевант. Теперь он остался совсем один. Выругавшись, Майк бросил поиски. Ведь должна же была заваляться хоть пачка сигарет в каком-нибудь чемодане или в кармане! Ему так не повезло! Бэйн вышел из самолета, посмотрел на большой гаечный ключ, который держал в руке, и бросил его на песок. Этот ключ, найденный Бэйном в глубине кабины, был не менее двух футов длиной. Майк пользовался им, роясь в брошенных вещах.

Бэйн поспешил за Стюрдевантом, на ходу поправляя сползающую со спины ношу. Внезапно, словно чего-то испугавшись, он бросился назад к самолету, подхватил ключ и побежал догонять своих спутников.

Солнце уже село, но жара не спадала. Она оставалась в песке, в воздухе, в их памяти. Они брели по бесплодной земле рядом друг с другом, изредка переговариваясь. Под ногами шуршал песок и скрежетал гравий. Стало темно и сразу похолодало. А до гор было еще далеко. Время от времени путники посматривали на них, прикидывая расстояние.

Ночь выдалась светлой: в небе сияла яркая луна и плыли легкие облачка. Путники упрямо шли, иногда останавливаясь и собираясь вместе, чтобы отдохнуть и выпить немного воды. Все устали, но никто не хотел в этом признаться. На ночлег останавливаться было нельзя, иначе с восходом солнца они могли оказаться в песчаной ловушке, и уж никогда не сумели бы дойти до гор. Что бы ни таили в себе эти скалы, они должны добраться туда, даже если там ничего нет, кроме тени, в которой им суждено умереть.

Рассвет наступил как-то внезапно. А горы все еще были далеко. Первой не выдержала Грэйс Монктон, заплакав от усталости и отчаяния. Все так старались, так долго шли, а разбитый самолет, казалось, по-прежнему лежал совсем близко от них. Мужчины отвернулись, чтобы не видеть, как она плачет. «Я бы тоже заплакал, — подумал Майк Бэйн, — будь я женщиной. Непременно заплакал бы».

И они снова двинулись в путь, то и дело спотыкаясь и падая. Навязчивая мысль о приближении дневного зноя подгоняла их и заставляла идти все быстрее. Мало-помалу группа распалась, уже не было того единства, которое сохранялось всю ночь, и лишь растянувшаяся на целую милю цепочка одиноких фигур спешила теперь к черным горам.

На рассвете бабуины [4] Бабуины — крупные обезьяны из рода павианов. Голова бабуина похожа на собачью, отсюда данное еще Аристотелем второе название павианов — «собакоголовые обезьяны» вылезли из своей пещеры и уселись у входа, щурясь от яркого света, почесываясь, гримасничая и зевая. Только детеныши чувствовали себя превосходно и радостно резвились на солнце.

Для обезьяньей колонии прошла еще одна спокойная ночь. В пещере они долго возились и толкались, а потом заснули, сгрудившись в один сплошной комок тел, цепляясь друг за друга в надежде защитить себя от воображаемой опасности и ночного холода. Те, кто оказывался снаружи, мерзли и старались держаться подальше от входа, чтобы согреться. Некоторым обезьянам грезились, наверное, змеи или леопарды, и они метались во сне, пока потревоженные соседи не награждали их хорошими тумаками.